П.И. Филимонов. Защита Священных Коров. Рец на книгу: Александр Дельфинов «#Triggerwarning Poetry» (PANDA-theater, Berlin, 2017)

В последнее время авторы взяли моду – наши-то понятно, от западных авторов, а вот откуда она пришла туда, уже вопрос, заслуживающий отдельного исследования – под конец книги вбахивать несколько страниц благодарностей. Людям, благодаря которым эта конкретная книга появилась на свет, людям, благодаря которым мировоззрение и творческая манера автора сложились именно такими, какими они сложились, просто людям, которые были рядом и поддержали автора в трудную минуту творческого кризиса, алкогольного опьянения, неназываемых, но очень тяжких душевных переживаний. Плюс эти страницы с благодарностями иногда ещё становятся полем для так называемых „inside jokes“, выражений симпатии между автором и приближённым к нему кругом лиц. Всё это крайне похоже на речь, произносимую человеком со статуэткой «Оскара» в руках, только намного длиннее и зануднее, и, честно говоря, ничего, кроме недоумения, не вызывает. Ну то есть, я честно не представляю себе, какую полезную функцию эта пара страниц в себе несёт. Выпуск книги сам по себе – не бог весть какое достижение, только ленивый в наше время обходится без собственной книги.
У Дельфинова, как мне показалось, эти благодарности несут, помимо непонятной мне общепринятой, ещё одну функцию, которая достаточно легко считывается. Упоминание в числе благодаримых, например, Анны Герасимовой, Юлия Гуголева, Вероники Долиной, Шоты Иаташвили, Игоря Иртеньева, Геры Моралеса, «Орбиты» и некоторых других – причём, упоминание с очень прозрачными намёками на личное общение – вызвало у меня стойкое ощущение выстраивания на шахматной доске определённого начала, охранительной линии, периметра, Защиты Священных Коров. Я считал этот список примерно в том плане, что «Если такие известные и уважаемые в разных кругах люди приняли прямое или косвенное участие в создании этой книги, поспособствовали формированию авторского почерка, мировоззрения, хрен знает, чего ещё, то ты, простой смертный читатель (и критик), если хоть одно имя из этого списка для тебя что-нибудь значит, по-любому должен прийти от этой книги в безоговорочный восторг и зайтись в радости узнавания».
И это выглядит довольно дешёвым риторическим приёмом, честно говоря. И нет, безоговорочного восторга нет. И не только поэтому. Не срабатывают священные коровы.
При этом подчеркну, что сборник Дельфинова, при всей своей неровности, оставляет местами хорошее впечатление, что это, говоря учительской терминологией, скорее четвёрка с минусом, чем тройка с плюсом. И всё же, и всё же.
По риторическим правилам, если уж я зашёл в это поле, сначала принято говорить о положительных сторонах рецензируемого материала. На мой взгляд, первый раздел, «Несвободный стих» (имеется в виду рифмованная силлабо-тоника) удался Дельфинову не в пример лучше второго. Рифма и модный нынче свободный размер, как это часто бывает, становятся неожиданными самопровозглашёнными организующими элементами для его мыслей и образов, бессознательный диктат рифмы идёт многим текстам явно на пользу. Читать эту часть местами увлекательно, местами приятно фонетически. Собственно, если бы не все те лёгкие неровности, о которых речь будет ниже, эта часть могла бы представить собой отдельный самостоятельный неплохой сборник ультрасовременных по тематике и мировоззрению текстов. Во второй части, «Свободный стих», тоже есть несколько текстов, выгодно отличающихся от всех остальных. В основном, это почему-то тексты, в которых Дельфинов вспоминает о детстве или о юности, говорит о погибших друзьях и знакомых или о своих далёких-далёких воспоминаниях, какого-то ностальгического характера дискурс получается у автора, на мой взгляд, лучше всего. Остальная часть дельфиновских верблибров, странным образом, кажется не стихотворениями, а записанными в столбик краткими притчеобразными рассказами. Я не могу вербализировать, сколько-нибудь доступно объяснить, почему это так, очевидно тут надо лезть куда-то в теорию стихосложения, в литературоведение и так далее, что мне, естественно, лень, да и не для этого я сюда посажен, я просто интуитивно чувствую и делюсь своими ощущениями.
И вот мы плавно уже перешли к претензиям. Извините, удержаться сложно, эти формулировки более отточены и сами просятся на язык. По поводу верлибров я уже невольно высказался. Ну правда, если бы Дельфинов взял и изложил бы некоторые из этих сюжетов – особенно те, которые поданы у него в диалогической форме – в прозе, чуть-чуть бы расширил и углубил, получились бы шикарные рассказы. Как мне кажется. Теперь что касается его рифмованных стихотворений. Здесь у меня претензий три, они не такие, быть может, глобальные каждая сама по себе, возможно, напоминают придирки, но я ничего не могу с собой поделать. В конце концов, ни сам автор, ни его многочисленные облагодаренные друзья имеют полное право не обращать на эти слова никакого внимания и отправить рецензента куда-нибудь далеко. Тем не менее.
Во-первых, меня физически коробит неряшливая рифма в рифмованных стихах. Не сказать, что тексты Дельфинова ими прямо пестрят, но периодически врывающееся в читательский мозг «дверью-землю», например, действует на этот мозг огорчительно и даже местами пагубно. Уж если ты выбрал этот тип стихосложения, то как-то тщательнее надо, что ли. Как писал в своё время мастодонт Бродский, рифма есть, её нужно только найти.
Во-вторых, возможно, это опять мне только кажется, но, по-моему, Дельфинов слишком уж переслушал «Гражданской обороны». Явных и скрытых отсылок к песням Егора Летова в текстах Дельфинова настолько много, что это напоминает некий подростковый фетишизм, когда в пубертатном возрасте люди находят что-то только своё, сакральное, сокрытое от родителей и от многих сверстников и начинают это сакральное всячески пестовать и продвигать, пихая затычкой решительно во всякую бочку. Особенно этим грешат современные подростки, внезапно какими-то неведомыми мне путями обнаруживающие пласт культуры, проскользнувший до этого мимо их внимания. И вот они такие берут и начинают всячески окружать своих, допустим, родителей творчеством того же Егора Летова или Цоя или ещё кого-нибудь подобного, не понимая, что для родителей в этом нет ничего особенного, на этом прошло их детство и попытки щегольнуть чем-нибудь запретным выглядит для них как понятное подростковое хвастовство кумирами, имеющее мало общего с собственным творчеством. Все эти утверждения о том, что Летов – лучший русский поэт конца двадцатого века (к которым напрямую Дельфинов, правда, не прибегает, но при лёгком уровне допущения они прямо просятся наружу со страниц книги) хороши в пятнадцать бескомпромиссных лет и сейчас, во взрослом возрасте автора, выглядят чуть-чуть, самую малость, по-детски.
Наконец, Дельфинов, раз найдя занятную форму повествования – помещая умерших персонажей разной степени культовости в современные условия, сюрреалистически соединяя эпохи и пространства, так увлёкся её применением, что не в силах был остановиться, и на примерно сто сороковом стихотворении, озаглавленном в духе «Ленин в метро» читатель вдруг понимает, что всё это время питался одним и тем же блюдом, разбавленным в разных пропорциях и концентрациях.
Резюмирую – на мой взгляд, сборнику не хватило хорошего редактора, который вовремя подсказал бы Дельфинову, что пора остановиться. Иногда, да почти всегда, лучше меньше, да лучше. Хотя потенциал, несомненно, виден. И потенциал немаленький.