П.И. Филимонов. Целибат и мастурбация. Рассказ

Если бы она знала, с чего всё началось! Хотя, если бы она знала, с чего всё началось, вообще не факт, что она вела бы себя по-другому. Так много всего наслоилось, набежало, накапало, что уже, пожалуй, невозможно было вести себя по-другому. Всё её тело, весь её почти сорокалетний женский организм не то, что ныл, а просто кричал и выл неразборчивым воем сквозь плотно сжатые зубы о том, что по-другому он больше не выдержит. Странное дело, вроде бы и отбоя в потенциальных кавалерах как будто не было, вроде бы на протяжении всех её двенадцати разведённых лет мужчинки вокруг неё вились танцующими мушиными стайками (она даже когда-то придумала для себя такую рифму каламбур – «мужчинки-мушинки» – и вела себя с ними соответствующе, отмахиваясь и вывешивая наружу намазанные клейкой отравой полоски бумаги), но всё это было, как бы сказать… Всё это было знакомо, мужчинки вились какие-то исключительно понятные, коллеги, знакомые коллег, какие-то бизнесмены, облагороженные старички из кружка народного танца, в который она ударилась для того, чтобы попытаться удержать начинающую слегка расплываться форму, ну и от одинокого безделья, чего уж там скрывать, зачем уж там обманывать себя самоё. Эти же были какие-то совсем другие. Какие-то такие, которых она в жизни не встречала. Нет, у них и с работой всё было в порядке, и с достатком вроде бы тоже, не нищеброды какие-нибудь, не алкоголическая богема, к которой её, по логике запретного плода, периодически упорно потягивало, но усилием воли она обрывала эти нездоровые тенденции. В том-то и дело, что они как будто умудрялись сочетать в себе малосочетаемое. Нормальную работу и достойную зависти иных прочих материальную обеспеченность, с одной стороны. И умение проводить время как та самая алкоголическая богема, с другой. Здоровья пока хватало, точнее сказать, она вообще не думала об их здоровье. В силу того, что сама она не отличалась вообще никакой склонностью к излишествам, сама мысль о том, что для поддержания подобного образа жизни необходимо обладать недюжинными ресурсами организма, особенно в таком возрасте, ей в голову не приходила.
Хотя и это неправда. Из излишеств её не привлекали разве что излишества, связанные с осуждаемыми обществом веществами – алкоголем, никотином, прочими наркотиками. Есть и трахаться она любила очень. Больше, чем сама себе в этом признавалась. В еде сдерживать себя удавалось титаническими усилиями, и то не всегда, и приходилось потом изнурять себя плаванием и народными танцами, чтобы оно хотя как-нибудь распределялось по расплывающемуся телу равномерно. Пока ей удавалось поддерживать в этой неравной битве относительный паритет, но окружающие её сухопарые фитнес-подруженьки были каждая в глубине своей озабоченной мужьями и детьми головке уверены, что не надолго.
С трахаться была вообще беда. Она не слишком злоупотребляла, хотя, разумеется, и не отказывала себе, когда предоставлялась такая возможность. Практически ни один выездной корпоратив или краткая вымученная гастроль ансамбля народного танца в близлежащие городки и посёлочки не обходилась без того, чтобы она давала себе послабление и шла на поводу у этого своего увлечения, исключительно, как она сама себе отчитывалась, для оздоровительного эффекту. Но всё это происходило без какой-либо эмоциональной вовлечённости, с теми самыми мужчинками-мушинками, продуктом её профессиональной среды, либо, в крайнем случае, партнёрами по народным танцам, которые, уж извините, исключительно за этим и посещали нуднейшие репетиции упомянутого ансамбля.
***
А было, о чём она не знала, так. Эти самые, с приличным достатком и богемно-алкоголичным досугом сидели в очередном ресторане. Они любили периодически собраться сколько-нибудь большой компанией и завалиться в какой-нибудь ресторан. Пожрать и поглумиться над миром. Так они проводили свой досуг, в основном именно так, а не так, как казалось со стороны. Ну выпить ещё, это да. Тут наблюдатели не ошибались. Здоровые мужики – плюс иногда какое-то количество девушек – осуждали смешное, что происходило вокруг них, то есть, практически всё. И глумились, доводя до абсурда или переводя в плоскость бесконечных повторений. Обсуждали политику, экономику, культуру, общих знакомых. Общих знакомых чаще всего. Не забывали и друг друга, никакого этого элитаризма не было в них и в помине. Чуть ли не громче всего гоготали именно друг над другом, над какими-то промахами, неудачами, смешными комплексами. И не обижались друг на друга, потому что чего обижаться.
В тот день собралось их трое. Какой-то Борис, который в свете этой истории не представляет особенного интереса, какой-то Семёнов и человек со смешной фамилией Небейкопыто. Этот Небейкопыто, несмотря на всю забавность своей фамилии, на самом деле отличался отменным здоровьем, производил впечатление такого, знаете, мужика-мужика, всё как положено, банку держит, пидарасов не любит, имеет одновременно штук пять любовниц, и каждая счастлива и благодарно выстраивается в очередь. Семёнов был попроще, поделикатнее, к многообразию человеческих натур относился терпимее, с любовницами тоже было у него поскуднее. Видел себя Семёнов в некотором роде работником сферы культурной, потому что занимался организацией различных концертов заезжих звёзд. Привозил в страну разных артистов, в основном из России, но иногда перепадал ему и кусочек более сытного западного пирога, если ему удавалось что-то раскопать раньше других. Собственно, этим именно он и отличался от иных прочих. Тем, что, помимо явно коммерчески ориентированных звёзд, периодически буквально себе в убыток привозил что-то, как он это определял для себя, настоящее и перспективное. Что-то, что, по его мнению, может в скором времени обрести статус культового. Небейкопыто имел какой-то свой небольшой бизнес, что-то пищевое, рыбопродукты, кажется, замороженные гребешки из Франции, что-то такое. Периодически подкидывал друзьям по скидонам красную икру или иные рыбные деликатесы. В общем тоже считал себя непростым человеком. Жизнь оба знали. Знал и какой-то Борис, который здесь, как уже упоминалось, больше для фона и для полноты картины.
Семёнова и Небейкопыто сближали две вещи. Во-первых, умение крепко выпить и обсудить окружающий мир. Во-вторых, они с некоторых пор стали принимать участие в организовавшихся вдруг в городе на каждом шагу автоквестах. Кто-то умный не то придумал, не то подсмотрел такую новую форму развлечения. Где-то в каком-то обговорённом авторами квеста месте закладывается какая-нибудь штуковина, играющая роль клада или же цели всего мероприятия. Это может быть совсем что угодно, старая книга, непонятный вышедший из обращения прибор, флаг несуществующей уже страны, нумизматическая редкость, бюст Афанасия Фета, вообще что им в голову взбредёт. И этот приз нужно найти. В точку условленного старта собираются команды на своих автомобилях, платят – а как же – довольно приличный взнос за участие – и вперёд. Каждая команда получает запечатанный конверт с какой-то подсказкой. Разумеется, не простой подсказкой, а заковыристо зашифрованной. Вроде там «Ехать нужно туда, где камень правильной формы пересекается с камнем неправильной формы». Они впятером – максимальное количество участников одной команды не должно было превышать количества человек, помещающихся без нарушения правил в стандартном легковом автомобиле – обдумывают и совещаются и понимают – ага, Теллискиви. И мчат туда, пока другие не догадались. Там они обнаруживают в специально обозначенном месте следующую подсказку. Что одновременно означает две вещи. Во-первых, что они правильно решили первую загадку. Во-вторых, что они продолжают движение к следующей. И так далее, и тому подобное, пока первая машина с самыми сообразительными, быстро ориентирующимися на местности и везучими не доберётся до условленного финиша. Поскольку перед началом всех этих весёлых стартов участники скидывались материально, то их взносы позволяли мало того, что покрыть какие-то организационные расходы, так ещё и способствовали тому, что удавалось даже выставлять вполне солидные материальные призы.
И вот команда, в которую входили Семёнов, Небейкопыто, несущественный сейчас Борис и ещё два человека, была в этих соревнованиях довольно успешна. Было бы преувеличением и неправдой сказать, что они выигрывали каждый божий раз, но два раза из трёх, пожалуй, они не оставляли соперникам шанса. Так как-то сошлось. Неглупые мужики были. Что, в общем-то, подтверждает и другое их совместное хобби. Ходить по ресторанам да глумиться над людьми тоже не всякий может.
***
Цецилия, окружённая мушинками, всегда была, как она говорила «за любой кипеш», всегда и разными путями пыталась выйти за круг своего ежедневного общения в надежде всё-таки обрести своё единственно возможное женское счастие. Поэтому неудивительно, что она тоже в какой-то момент прослышала об этом ориентировании на местности и с удовольствием решила, что хочет принять участие. Не будем несправедливы, когда Цецилия рвалась принимать участие в каких-либо новых, дотоле ею не испытанных развлечениях, первым её побудительным мотивом никогда не было желание отдаться миру излишеств, к которому она всегда подсознательно стремилась. Для неё, в первую очередь, важно было участвовать, получать удовольствие, жить разнообразной жизнью, убегая от двух детей от предыдущих браков, которых она, конечно, любила, но не могла пройти мимо того воспоминания, что каждого из этих прекрасных младенцев (в возрасте вот уже шести и восьми лет) подарил ей один из постоянно вившихся вокруг неё мужчинок, а не алкоголически-богемный принц.
Команда Цецилии не была слишком успешна. Они никогда не приходили к финишу последними, но и близко в призовой тройке не оказывались ни разу. Так что неудивительно, что в процессе езды, да и потом, собираясь обсудить перипетии очередного квеста за чаем-кофе, на её и её друзей-подруженек обязательно находило желание поперемывать кости победителям. В общем, люди они были независтливые и доброжелательные, так что дальше утверждений о том, что Семёнов голова и Небейкопыто голова, да и неважный сейчас Борис тоже большая голова, они, как правило, не заходили. Большим головой считался Семёнов, потому что Небейкопыто, как правило, был за рулём, а значит, как предполагали сторонние наблюдатели, загадки решал именно Семёнов. Как оно было на самом деле, какую роль играл во всех этих успехах неважный Борис или два других, даже не объявленных члена команды, на самом деле не имеет никакого значения, потому что для настоящей истории важно как раз именно то, как их воспринимали со стороны.
В свою очередь Семёнов и Небейкопыто тоже смотрели по сторонам и, будучи оформившимися, но, в силу разных причин, одинокими мужчинами, замечали и обсуждали всех мало-мальски привлекательных женщин, которых могли разглядеть за тонированными стёклами других команд.
И вот именно поэтому сейчас в ресторане «Крокет» между Семёновым и Небейкопыто происходил следующий разговор.
– А Буяльски – это кто вообще? – спрашивал Небейкопыто, у которого плохо было с запоминанием имён.
– Это тётка такая, они на зелёной «Хонде Аккорд» ещё ездят, ну такая, – Семёнов сделал жест руками, изображая крупноразмерную грудь Цецилии.
– А да, понял. Чего, нормальная тётка. Я бы вдул.
– И я бы вдул, – поколебавшись, согласился Семёнов.
– Так давай ей позвоним? – предложил находчивый Небейкопыто. Несмотря на дигитальный век, новые технологии и глобализацию коммуникаций, Небейкопыто всем видам электронного общения стойко предпочитал общение голосом по телефону. После личных встреч, понятно.
– И вдуем? – поинтересовался Семёнов.
В определённые моменты общения единение душ захватывало собеседников полностью, и чувство смущения отходило на задний план, а то и вообще растворялось в тех жидкостях, которые бывали собеседниками в такие минуты употребляемы.
– Не, ну чего ты. Просто позовём, прибухнём, пообщаемся.
Они стали перебирать общих знакомых, у которых мог бы быть телефон Цецилии, и вспомнили одну. Небейкопыто ушёл в глухую несознанку, он всегда до определённого момента подбивал собеседников на всевозможные активные действия, придумывал занятия и передвижения, но, когда дело доходило до реальной необходимости предпринимать какие-либо усилия, он сливался и прятался за спинами других людей. Пребывающий в состоянии приятного насыщения и лёгкого (а может быть, уже и не лёгкого, даже скорее всего, что уже не лёгкого) опьянения Семёнов спорить не стал и позвонил общей знакомой сам. Впрочем, если бы Семёнов был и трезв как стекло, сомнительно, что он бы стал артачиться. Он, в целом, был покладистым человеком, неконфликтным. До тех пор, пока это сильно не вступало в противоречие с привычным ему образом жизни. Вот если начинало вступать, он как-то распрямлялся, один раз взбрыкивал, скидывал ненужный балласт и шёл дальше.
Общая знакомая прямо рассвирепела, притом что достаточно хорошо относилась как к позвонившему Семёнову, так и к дирижирующему на заднем плане Небейкопыто.
– Я вам что, сводня, что ли? Сами ищите!
Возможно, сказалась обыденная женская ревность, возможно, общая знакомая просекла состояние, в котором пребывали звонившие ей, во всяком случае, свой план про «вдуть» они ей точно не выдавали.
Ну нет так нет. Ну, сами так сами. На помощь им почти в любой ситуации, связанной с поиском или идентификацией людей, приходил всемогущий фейсбук.
Семёнов написал обеим Цецилиям Буяльски, обнаруженным всей троицей – неважный Борис тоже принимал участие в поиске – не разобравшись в фотографиях. Написал он что-то усреднённо-нейтральное, вроде того, что «Мы хотели бы с вами познакомиться поближе уже наконец», не уточняя, кто такие эти «мы».
Одной из двух Цецилий было девятнадцать лет и она, понятное дело, им вообще ничего не ответила. А вторая была той самой.
***
И вот если бы она знала, как всё началось, никто не знает, как бы она отреагировала. Хотя неизвестно, может быть, точно так же и отреагировала бы. Женское сердце – потёмки.
Цецилия как-то в тот день замоталась, и увидела сообщение в мессенджере только спустя несколько часов, когда состояние Семёнова и Небейкопыто было ещё дальше от адекватности, чем в исходный момент отправки пилотного привета. К сожалению, были у неё в этот вечер давно запланированные дела, репетиция той самой группы народного танца, где она солировала – с одним своим давним воздыхателем – в сарабанде. Воздыхатель-то бог с ним, пропустить великолепный момент солирования она никак не могла. Это мог быть путь к новым высотам, на совсем другую орбиту, туда, в мир богемного алкоголизма и лёгкого презрения к окружающим. В свои тридцать восемь Цецилия верила в возможное перерождение. Но попереписываться она попереписывалась. Надо сказать, что и Семёнов тоже был жук, а как же, иначе нельзя. Его исходное послание было вдохновлено напором стремящегося спрятаться за спинами товарищей Небейкопыто, вслед за чем, уже получив ответ от Цецилии, Семёнов перехватил инициативу и, пользуясь преимуществом своего организма перед организмом своего собеседника – по крайней мере, в этот день – вышел из роли Сирано и стал окучивать эту Роксану для себя.
В общем, что получилось? В этот вечер ничего, а потом так даже и завертелось. В тот вечер они невнятно попереписывались о чём-то. Семёнов в своём состоянии не слишком понимал заигрывающих текстов Цецилии, Цецилия недоумевала, почему он так странно и невпопад ей отвечает.
«Мы тут отдыхаем», – писал он ей. «Предлагаем вам к нам присоединиться».
«Мы – это кто?» – спрашивала заинтригованная Цецилия. «И можно на “ты”».
«Вы не отказывайтесь», отвечал Семёнов. «Хорошо, давайте на ‘ты’. Приходите к нам».
«Я сегодня никак не могу», – писала Цецилия. «А вы это кто?»
«У нас хорошо», писал Семёнов. «Весело и надёжно. Мы вас не обидим».
«Сегодня никак не могу», повторяла Цецилия. «Вы вот лучше в кино меня пригласите».
«Мы все?» – уточнял Семёнов.
«Мы – это кто?» – ещё раз пыталась Цецилия.
«Мы подумаем», – отвечал Семёнов.
В некоторой ажитации Цецилия закончила своё день и отправилась в кровать в надежде на то, что завтра что-то должно свершиться. И её прославленная женская интуиция её не обманула. С утра, не сказать, чтобы пораньше, всё-таки вчерашние возлияния не могли не сказаться, пришло уже внятное сообщение от Семёнова, в котором он извинялся за свою настойчивость и не очень удавшуюся коммуникацию. Цецилия вообще не была склонна обижаться на мужское внимание, в каких бы формах оно ни бывало выказываемо, тем более в данном случае не было поистине ничего неприличного, тем более, внимание исходило от мужчины, который высоко котировался на умственной бирже вот этих авто-ориентирований и к тому же, по слухам, вёл достаточно активную алкоголично-богемную жизнь. То есть, не был скучным и одинаковым, не был похож на всех тех мужчинок, которые крутились вокруг неё денно и нощно, был другим, разнообразным и манящим. Цецилия улыбнулась и особенно густо накрасилась в тот день на работу.
Потом они переписывались, весь тот день прошёл в какой-то постоянной переписке, Цецилия намякивала, Семёнов то ли делал вид, то ли действительно не понимал её намёков. С этими мужчинами никогда не знаешь, они играют и изображают или и вправду такие. Но настойчивость и неприкрытое кокетство делают своё дело, так что в конце концов Цецилия всё-таки пробила Семёнова на то, чтобы он пригласил её в кино. Ей очень хотелось посмотреть одну романтическую комедию с Риз Уизерспун, которую тогда как раз усиленно рекламировали. Но она проявила благоразумие, обуздала сиюминутную прихоть ради глобальных стратегических целей и предоставила выбор фильма своему кавалеру (она почему-то уже с первого дня этой трезвой переписки стала мысленно адресовать его именно так). Семёнов выбрал интеллектуальную фантастику с Энтони Хопкинсом.
Пришлось мучиться, хотя, отдавая дань истине, следует сказать, что всё-таки не сильно. Цецилия в принципе любила кино, была почти всеядна в смысле просматриваемого контента, а присутствие мужчины на соседнем кресле вообще превращало любой поход в кино в крайне приятное мероприятие. Семёнов вёл себя странно, словно бы стеснялся, не пытался класть руку на её руку, не пытался как-то трогать или прижимать её. Посмотрели фильм, потом посидели в ресторане. Семёнов очень много рассказывал о Небейкопыто, развлекая свою даму смешными – по его мнению – историями из жизни приятеля, которого они оба знали. Цецилия полагала, что всё очень логично, это был их единственный общий знакомый – ни неважного Бориса, ни двух других людей, состоявших в экипаже Семёнова-Небейкопыто, Цецилия не знала – поэтому довольно понятно, что Семёнов уцепился за эту связующую их ниточку.
Большинство историй про Небейкопыто сводились к тому, что Небейкопыто набухивался и попадал в какие-то нелепые ситуации. То он забывал ключи от дома и шёл ночевать в какие-то странные гости, где никто не имел представления о том, что он пришёл туда не просто посидеть попить чаю, а именно переночевать. То, пока он спал беспробудным сном, его весёлые друзья разрисовывали его лицо так, что, проснувшись, он не сразу понимал, в чём дело. То он вызывал себе на дом девицу лёгкого поведения и, ожидаючи её, снова засыпал, так что сердобольная труженица постельных фронтов перепугивалась за его жизнь и вызывала полицию, чтобы та, чисто на всякий случай, проверила, жив ли ещё клиент или нет. Сама девица, понятно, не стала дожидаться полицию, сигнализировала о том, что человек не отвечает на звонки ни по телефону, ни в домофон, и уехала. Так что пробудившемуся от треска сломанной двери Небейкопыто пришлось панически придумывать какую-то неправдоподобную историю для стражей порядка.
Цецилия задумалась было, а могло ли такое вообще в принципе быть правдой, а имеет ли право у нас полиция вот так, за здорово живёшь, почти ни с того, ни с сего, по сигналу неизвестной девушки, пусть и представившейся озабоченной родственницей, выламывать двери в квартирах добропорядочных граждан. Но юридического образования она не имела, наверняка соответствующих уложений не знала, и, хотя интуиция и подсказывала ей, что, как минимум в данном случае, Семёнов сильно искажает реальность, вступать в полемику она не стала. Во-первых, особенно чувствительных мужчин подобные придирки могли и отпугнуть. Во-вторых, раз он преувеличивает, значит, старается произвести на неё впечатление. А раз старается произвести на неё впечатление, значит, дело на мази.
Домой в тот день разъехались на такси. Цецилия столько узнала о жизни Небейкопыто, сколько и не чаяла узнать. Следующего свидания Семёнов не назначил. Цецилию это слегка потревожило, но ровно до момента отхода ко сну. Когда же она, поцеловав спящих уже детей и приняв вечерний обязательный стакан оздоровительного зелёного чая, угнездилась на своём уютном и на всякий случай двуспальном ложе, в голову ей пришло что-то вроде «я подумаю об этом завтра», и она с блаженной улыбкой отошла в мир грёз.
Назавтра, впрочем, она тоже не стала об этом думать, потому что жизнь закружила её своей каруселью мгновенно после просыпания. В том смысле, что она проспала, так что пришлось сразу с утра бегать, бегом собирать детей в школы, бегом завтракать, бегом бежать до парковки, еле успевая обратить внимание на начинающую потихоньку просыпаться к жизни всевозможную окружающую зелень. Да и в конце концов, какие условности, подумаешь, мужчина не назначил следующего свидания. Мы живём в мире равных прав и возможностей, долой сексизм и прочие дискриминации. Взрослая самостоятельная женщина может и сама наладить свои отношения с инфантильным, но чертовски привлекательным мужчиной. Ничего такого.
И Цецилия снова написывала Семёнову, снова проходила всю процедуру флирта движение за движением с самых азов до завершающих аккордов. И договаривалась на новые встречи. И случались эти новые встречи, они снова шли в кино или в ресторан, или в бассейн, или занимались ещё каким-нибудь ориентированием, этого добра в городе хватало, разные конкурирующие фирмы проводили разные мероприятия подобного толка, изначальным своим штурманством в экипаже Небейкопыто Семёнов не был готов пожертвовать, но на конкурирующие мероприятия снисходил поучаствовать с Цецилией и её друзьями-подружками, чем, без ложной скромности скажем, способствовал улучшению их результатов.
Всё бы ничего, но никакого развития не происходило. Или оно происходило не так быстро, как хотелось бы Цецилии. Ей хотелось как-то сразу однозначно и окончательно обозначить их отношения, чтобы не было особенного пути назад, чтобы не слишком было возможно отступить и слиться. Но Семёнов – словно бы чувствуя это – держался достаточно стойко, отбивая атаки по целым двум направлениям. Во-первых, и в главных, он не пытался идти с Цецилией на физический контакт. Это было для неё удивительно. Обычно мужчинкам это было от неё нужно в первую, пожалуй, очередь. Семёнов галантно целовал её в щёчку на прощание, позволял ей в кинотеатрах прислоняться к своему крепкому мужскому плечу и даже не поводил бровью, когда в ресторанах, изображая лёгкое шампанское возбуждение, Цецилия снимала туфли и водила по его штанинам ногами в эротичных, тщательно подобранных чулочках. Но и только. К себе домой вечером он её ни разу даже не попытался пригласить, хотя вообще слегка оттаял и изредка инициировал совместные мероприятия сам. К себе же Цецилия тоже не могла его пригласить -во-первых, куда ты денешь двоих малолетних детей, которые запросто могут травмироваться по гроб жизни услышав, как распутная мать страстно отдаётся неизвестному чужому дядьке – а иначе, чем страстно, отдаваться Цецилия не умела. Но мало того, к ней ещё некоторое время назад временно въехал отец одного из детей. Что-то там у него в очередной раз приключилось, влип он там в какую-то очередную авантюру и потерял за долги недовыкупленную квартиру. Деваться ему больше было некуда, был он не особенно местный, а кроме того, знал о доброте и сердечности своей бывшей жены и пользовался этим напропалую, ну а ещё, скорее всего, имел какие-то виды на возможное возобновление отношений. Попытки его в этой сфере Цецилия пресекла твёрдо и незамедлительно, поселила его в дальней комнате и взяла честное-благородное слово, что он съедет при первой же возможности. Но пока этой возможности не наступало и не наступало, да и всё равно – привести нового мужчину в дом, где ошивается старый – как-то не могла она и всё. А половой любви ой как хотелось.
Вторым направлением, по которому Семёнов выстроил оборонительные редуты и не подпускал Цецилию на расстояние удара, была информация о нём. Изо всех его друзей она знала только Небейкопыто, даже про неважного Бориса он ей не рассказывал, а она и спросить не могла. Для того, чтобы спросить каких-либо подробностей по какому бы то ни было поводу, нужно хотя бы знать о существовании этого повода. А о существовании неважного Бориса Цецилия не знала. Не могла она расспрашивать Семёнова и о его семье, родителях, предыдущих браках (если таковые были), братьях-сёстрах и так далее, потому что он не давал ей никаких исходных толчков, никогда не углублялся в какие бы то ни было рассказы о себе. Даже о своей работе он, с одной стороны, вроде бы как и говорил, а с другой – говорил так неконкретно и не упоминая конкретной должности или даже сферы деятельности, что и тут ничего нельзя было предположить. О чём же они разговаривали в моменты их ставших почти уже ежедневными встреч? А как-то находились темы, о работе Цецилии, о вкусах на кино, о еде и возможностях её приготовления, о путешествиях. О Небейкопыто, наконец.
Поэтому она думала, думала, и придумала.
– Слушай, сказала она как-то Семёнову во время очередной ночной прогулки по благоухающему июньскому городу. – А ты ведь гурман, я ведь правильно помню?
– Ну, как, всё относительно. Но можно сказать и так, если огрублять.
– А ты слышал что-нибудь про сааремааский ресторан «Hangar”? – продолжала атаку Цецилия.
– Что-то такое слышал, – по лицу и интонациям было непонятно, врёт Семёнов или он на самом деле что-то о чём-то слышал.
– Он уже десять лет подряд входил в топ-10 ресторанов страны, а в прошлом году вообще занял первое место, – Цецилия выучила всю эту информацию вчера, так что могла быть уверена, что в этом её не сбить, не уличить и не вывести на чистую воду.
– А, интересно.
– А ты не хочешь его посетить?
– Ну наверное было бы интересно, – взвешивающим тоном сказал Семёнов. – Но это далеко, Сааремаа же всё-таки.
Семёнов почему и был в ориентировочном экипаже штурманом и разгадывателем загадок -потому, что сам водить машину не очень любил и по возможности старался этого не делать. Иногда ездил на ней на работу, но это действие было у него доведено до автоматизма, а так по незнакомым маршрутам старался не ездить.
– Я могу быть за рулём, – сказала Цецилия, которая, напротив, это дело любила, скорость, адреналин и все дела.
– Ты предлагаешь туда съездить?
Цецилия предлагала. Она надеялась, что он догадается, что ехать надо на выходных и непременно с ночёвкой, но на всякий случай сочла нужным упредить колебания своего кавалера.
– Только, если я поеду за рулём, я тоже захочу чего-нибудь выпить, и обратно уже в тот же вечер поехать не смогу.
– Что же, с ночёвкой будем ехать?
– Там есть отличные спа-отели, – рекламировала Цецилия как могла.
– Ну хорошо, ладно, – согласился Семёнов.
Они ещё какое-то время пообсуждали, на каких именно выходных стоит отправиться покорять острова, но в конце концов договорились и забронировали себе столик в ресторане и номер в гостинице. Это Цецилия доверила Семёнову. Он, конечно, и тут умудрился отличиться, когда спросил её, бронировать ли двухместный номер или два одноместных. Она вышла из затруднительного положения довольно, на её собственный взгляд, элегантно, спросив его:
– А ты сам как думаешь?
Ответа на заданный вопрос она не получила, как он думает, так и не узнала, но номер он забронировал двухместный. Душа Цецилии пела. Тело готовилось.
Она предусмотрела всё. Зная о его любви к горячительным напиткам, до того, как заехать за Семёновым, посетила винную лавку, пообщалась с консультантом и приобрела непростую, а сложную бутылку вина, от каких-то модных производителей, о которых Семёнов как-то ей рассказывал. Перепугавшись, что вдруг он в дороге проголодается, накупила всяческих снэков и прочих чипсов, хотя, казалось бы, ехали они в ресторан. Облачилась в своё самое дорогое бельё и умеренно, но точечно надушилась. Помимо главной задачи, которую она поставила перед собой, она решила добиться сближения ещё по одному фронту – поспрашивать его про семью, родителей, других друзей – не может же быть, чтобы у человека в возрасте чуть за сорок был один-единственный друг – и таким образом заставить его (да, почему нет?) впустить её в свою ближнюю зону, откуда потом её будет очень нелегко выгнать. Цецилия не могла ответить себе на вопрос, нравится ли ей так безумно этот конкретный мужчина, что она строит целые планы и воздвигает целые редуты вокруг него, или это вообще так на неё действовали эти представители умеренно алкоголической богемы. Наконец, это могло быть ещё более элементарное желание устроить свою личную жизнь безотносительно к персоне рассматриваемого кандидата. Критерии, чего уж там греха таить, год от года менялись в сторону упрощения, и, по большому счёту, любой пристойный представитель противоположного пола мог бы – теоретически – оказаться сейчас на месте Семёнова.
Итак, Цецилия, вызвавшаяся быть за рулём, так чтобы её избранник мог прибухивать прямо уже по дороге, погрузила Семёнова в машину, и они отправились. Ехать было долго, даже в пределах нашей небольшой страны путь на Сааремаа достаточно неблизок. То есть, вот он как раз в самый раз. Не слишком далеко для того, чтобы, например, водителю устать от дороги, а пассажиру от водителя, но и не слишком близко, чтобы можно было всё как следует обсудить.
– Расскажи мне о себе, – неудачно начала Цецилия.
Разумеется, на это воспоследовала длинная и ироничная тирада Семёнова о том, что в ответ на такие вопросы меньше всего хочется как раз рассказывать о себе.
– Ну, ты же понимаешь, о чём я прошу, – Цецилия решила взять нежностью и слабостью. – Я ничего о тебе не знаю. Прямо совсем ничего.
На это последовала ещё одна длинная и саркастическая тирада Семёнова, смысл которой сводился, вкратце, к тому, что порой – да не порой, а почти всегда – лучшим вариантом как раз будет являться незнание подробностей о ближнем. В противном случае многие знания таят многие печали и так далее, чем больше ты своего ближнего узнаёшь, тем хуже тебе от этого в объективном смысле становится.
Из этой сбивчивой речи Семёнова Цецилия поняла только одно, что он согласен с её определением себя как её ближнего. Сердце её забилось новой надеждой. Она не оставила попыток.
Ехать было долго, так что постепенно Семёнов стал поддаваться. Всё равно скучно и делать нечего, да и к тому же любой человек в мире любит говорить о себе, тут уж никуда не деться.
– Что родители? Нормальные родители. Оба ещё работают.
– Это я понимаю, а кем?
– Что, это тоже интересно? – удивлялся Семёнов.
– Мне про тебя всё интересно, – проникновенно парировала Цецилия.
Семёнов пожевал губами и всё-таки снизошёл.
Рассказал ей о том, что мама его работает закройщиком в меховом ателье. Существуют такие ателье, где люди до сих пор заказывают шубы и прочие меховые изделия ручной работы. Раньше такие люди, рассуждал Семёнов, кажется, назывались скорняками. Теперь это скорняжное дело никуда не исчезло, и ценится любителями шуб ничуть не меньше, чем когда бы то ни было раньше. И вот его мама была уважаемым закройщиком, рисовала желающим макеты, как он не совсем, с точки зрения, Цецилии, правильно выразился, шуб. Папа его практически уже ушёл на пенсию, но не смог сидеть дома и, благо здоровье ещё позволяло, устроился сторожем в гаражный кооператив. Так он находится среди людей, продолжает оставаться нужным людям и чувствует свою необходимость. До пенсии же работал он технологом на заводе мороженого, поэтому всё детство Семёнова было заполнено сладкими воспоминаниями о приносимой отцом с производства продукции.
– Может, он и подворовывал даже, я не задумывался, – сообщил Семёнов. – Но чего-то я не думаю, что поставил бы ему это в вину, хотя рос я ребёнком правильным и идейным. До поры, – и он усмехнулся.
Из братьев и сестёр была у Семёнова одна сестра. Точнее изначально было две, но вторая, точнее, первая, старшая, утонула на пароме «Эстония». Цецилия посочувствовала, Семёнов драматически помолчал. Вторая же сестра, хоть была его на пять лет младше, уже успела выйти замуж и проживала с мужем и детьми в Виймси, в новых домах. Муж у неё богатый бизнесмен и неплохой человек, ничего такого про него сказать нельзя. Семёнов нормально к нему относился, иногда выпивал и общался за жизнь. Племянники пока ходили в детский сад, но обещали вырасти прикольными парнями, Семёнов, очевидно, был к ним привязан и отзывался с нежностью. Цецилия сделала себе мысленную заметку о том, что племянников надо будет непременно к себе расположить.
– А друзья? – сделала Цецилия ещё один заход уже в очереди на паром.
– Что друзья?
– Ну как. Человека во многом определяют его друзья. А я почти ничего не знаю про твоих. Каков их круг? Чем они живут? Каковы их интересы и увлечения? Как вы проводите время вместе?
– Зачем это тебе? – подозрительно спросил Семёнов.
– Хочу узнать тебя получше, – с энтузиазмом отозвалась Цецилия.
Семёнов покосился на неё с подозрением, но ничего не сказал. Посмотрел в окно, попыхтел, съел колбаску из закупленных Цецилией припасов, вздохнул и уточнил:
– Что конкретно тебя интересует?
Этого Цецилия сформулировать не смогла. Точнее, она хотела, как и положено в таких ситуациях, сказать «всё», но почему-то решила этого не делать. Интуитивно ей показалось, что это будет не лучшим вариантом развития беседы.
Семёнов попыхтел-попыхтел ещё и стал рассказывать сам, что было, собственно, несложно предположить. Поставленный в ситуацию неловкого молчания мужчина, имеющий в качестве варианта выхода из неловкости возможность поговорить о себе, так или иначе этой возможностью воспользуется.
Семёнов рассказал ей и о своих друзьях. Рассказал о том, как они проводят время, как шутят, как развлекаются. По его словам, всё это были прекрасные, умные и образованные люди, чувство юмора и умение иронизировать которых и составляли заслуженную прелесть общения и вращения в этой компании. Цецилия попросила привести примеры этого искромётного юмора. Семёнов помялся, потом сказал, что это очень ситуационно и нужно всегда иметь это в виду. Цецилия спросила, что такое «ситуационно». Семёнов попытался объяснить, Цецилия сделала вид, что поняла, и энергично покивала головой. Он вяло продолжил свой рассказ, сообщив, что её с этими людьми происходит масса забавных историй, и что это тоже является тем клеем, как он выразился, который держит эту компанию вместе. Цецилия попросила пересказать несколько историй. Семёнов на секунду задумался, в глазах его появилась какая-то хитрая искра, и тут он уже начал рассказывать с удовольствием, местами даже давясь от еле сдерживаемого смеха. В основном «забавные истории» заключались в том, что кто-то где-то когда-то напивался, и с ним происходили разного рода несчастные случаи – он куда-то падал, что-то себе ломал, что-то терял, просыпал самолёты, но благодаря проявленной недюжинной находчивости, а иногда нагло штырясь напролом, герою сюжета удавалось преодолеть все неожиданные трудности и добиться своих первоначальных целей. Цецилии ни одна из пересказанных историй смешной не показалась, но она вежливо поулыбалась.
– А вообще вы там все одинокие, что ли? – спонтанно поинтересовалась она. Женатые люди в такие истории не попадают, она была в этом уверена. Им не даст инстинкт самосохранения, даже если мудрая женщина рядом на секунду отвернётся и утратит бдительность.
– Нет, почему, – поморщился Семёнов. – Парамонов женат, Ибатуллин тоже. У Сютта есть постоянная девушка. Так что нет, с чего ты взяла?
Цецилия не стала пояснять, с чего, потому что они уже приехали.
Ресторан, в целом, отвечал всем имевшимся ожиданиям. Они ели много, вкусно и изысканно, Семёнов пил вино, Цецилия, как трезвый водитель, выпила полбокала. Во время ужина Цецилия, вспомнив всё, что она видела и читала, снова незаметно сняла с ноги туфельку и гладила Семёнова по штанине, пытаясь забраться выше. Говорили про еду, про кулинарные предпочтения, потом почему-то про музыку, делились вкусами, причём ни Цецилия не знала ничего из того, что любил Семёнов, ни ему ничего не говорили её пристрастия. Она всё пыталась продвинуться ногой выше, но Семёнов как-то дёргался, отодвигался и не пускал её. «Ничего», – думала Цецилия. «Я в отеле доберу».
И добрала, точнее почти добрала. Семёнов, видимо, смирился с неизбежным, когда она грациозно разделась и переоблачилась в белый казённый халат, предоставлявшийся каждому из постояльцев этого Спа-отеля. Он, конечно, попытался оттянуть время экзекуции, нарочито долго принимая душ, но в конце концов ему пришлось покинуть ванную комнату и узреть лежащую на ложе любви Цецилию, раскинувшуюся новой Данаей. Семёнов немного повозился с презервативом и честно приступил к выполнению своих несупружеских пока ещё обязанностей.
Цецилия довольно изображала страсть, издавала, как ей казалось сладострастные звуки и чувствуя, что напор Семёнова постепенно становится по-настоящему серьёзным, он, кажется, втягивался в процесс. Она уже мысленно потирала руки, потому что именно этого и добивалась, как вдруг он как-то крякнул, из него словно бы вышел воздух, и осел на неё уже грузной, давящей, неживой какой-то тушей.
Неживой – в прямом смысле слова, как поняла Цецилия после примерно получасовых махинаций со своим и семёновским телами. Она, конечно, поорала от ужаса, потом довольно долго высвобождалась из-под Семёнова, потом пыталась как-то привести его в чувство.
Когда это не получилось, паника её стала расти в геометрической прогрессии. Она скакнула в ванную, набрала в рот воды и какие-то время брызгала ею на Семёнова. Потом снова лупасила его по щекам, потом делала ему искусственное дыхание, потом зачем-то прямой массаж сердца, всё, что могла вспомнить. Потратила на все эти действия Цецилия минут двадцать, прежде чем позволила мысли дойти до себя, допустила осознание к проникновению. Семёнов, заслуженный авто-ориентирщик, чтец карт и разгадыватель загадок, представитель богемной алкогольной среды, мужчина с трёхдневной небритостью, потенциальный отец третьего ребёнка Цецилии, был безвозвратно мёртв.
И вот тут паника по-настоящему накрыла её. Об их поездке сюда она никому не сообщала, это был слишком ранний этап их отношений, она боялась сглазить, да и не хотела пока афишировать, такие мужчины обычно нарасхват, могут запросто отбить. И теперь она в таком ужасном положении, в городе Курессааре, в гостиничном номере, с трупом малознакомого ей мужчины. И абсолютно не представляет, что делать. Наверное, надо бы как-то известить полицию и медицинских работников. Но она не испытывала ни малейшего желания ставить власти в известность о приключившемся. Пока ещё есть шанс выйти сухой из воды. Нужно всего лишь незаметно вытащить его из номера и оставить где-нибудь в другом месте. А потом связаться с родственниками или знакомыми – как-нибудь анонимно – и переложить всё бремя транспортировки тела и общения с государственными структурами на них.
Ладно, теперь поэтапно (но поэтапно не получалось, мысли бежали вперёд, забегали одна за другую, спотыкались, играли друг с другом в прятки, в чехарду, во что угодно). Поклонник-айтишник с работы сможет ей сказать, как закрыть номер, чтобы было не видно, кто звонит. Это самый простой этап плана. Теперь самый сложный – как она его вынесет? А может быть, просто оставить его в номере, а самой смыться? Номер он, кажется, брал на своё имя. Нет, она тоже заполняла анкету, настолько простой вариант, увы не прокатит. Придётся всё-таки как-то его вынести, положить в машину и оставить где-нибудь в другом месте. Можно будет тоже попросить о помощи, парадигма «девы в беде» никогда ещё никого не подводила, тем более, она это умеет. Подумает немножко о своей тяжкой женской доле, глаза сами собой наполнятся слезами – и практически готово дело. Немного измождённости ещё. Но что она, блин, скажет. Что мужчина напился? Но если они будут его нести, они же сразу всё поймут. Какой тут напился, когда он холодный и не дышит?
Она даже вышла из номера, спустилась в лобби-бар и взяла себе чашку кофе, чтобы попытаться успокоиться и лучше обдумать ситуацию. Кофе, как и тактика «девы в беде», не подводил её ещё никогда. Не подвёл и сейчас. Она вот что сделает. Она позвонит друзьям Семёнова, не родственникам, а именно друзьям, тем, про кого он ей как раз не далее как сегодня утром рассказывал, аккуратно расскажет, в чём дело, и попросит кого-нибудь из них приехать и заняться вопросом. Того же Небейкопыто, например. Только бы самой не ввязываться в эту историю, не становиться темой для разговоров и пересудов. Друзья, в конце концов, знают его больше и лучше, чем она и смогут, обязательно смогут что-нибудь придумать. Для этого ей понадобится только его мобильный телефон.
Его мобильный телефон был под паролем, который она никак не смогла подобрать, что бы она ни пробовала. Ни одна из комбинаций цифр, которую она могла хоть как-нибудь логически обосновать, не подходила. Позвонить поклоннику-айтишнику? А что она, опять-таки, объяснит? Да и поклонник, вероятно, в Таллинне, где ему ещё быть, и пока он доедет до этого сраного Курессааре, пройдёт куча времени и всё будет только хуже!!! На какой там час тело начинает пахнуть? Гостиница вроде приличная, даже если горничные не заметят запаха, его обязательно заметит кто-нибудь из соседей, и тогда конец репутации, начало таскания по судам и коронерам – Цецилия, как и большинство из нас, представляла подобные процедуры исключительно по американским сериалам – и бог знает, чего ещё. Ничего себе нашла мужчину! На всякий случай, она всё-таки решила позвонить этому самому поклоннику-айтишнику. При всей его занудности, он именно как поклонник был верный и последовательный, можно было рассчитывать на его помощь, если он только будет в состоянии её оказать.
– А что за телефон? – задумчиво поинтересовался поклонник, когда Цецилия родила ему более-менее правдоподобную историю о знакомой, которая забыла свой телефон и уехала в неизвестном направлении, так что Цецилия просто обязана позвонить хоть кому-нибудь из списка её контактов и сообщить о пропаже.
– Я не помню наизусть, – она, что, дура, таскаться по лобби-барам со смартфонами покойников? Конечно, она оставила его в номере. – Перезвоню.
– Конечно, самый простой вариант – дождаться звонка на этот телефон. Тогда ты сможешь позвонившему рассказать о том, что произошло. Но ты не сможешь выбирать, кто это будет. В этом минус этого варианта, – сказал поклонник уже когда она вернулась в номер и изучила оставленный после себя Семёновым артефакт.
– Да и сколько я могу этого ждать, – нервное возбуждение Цецилии было вполне объяснимо, не известно только, понимал ли его причины поклонник-айтишник. – Вот пока за два часа никто не звонил!
– В этом случае тебе очень не повезло, – так же флегматично продолжал айтишник.
«Ага, расскажи мне об этом», – хотелось прокомментировать Цецилии, но она сдержалась.
– У LG такая штука, что ты можешь его разблокировать только при помощи специальных кодов. И проблема в том, что эти коды свои, уникальные для каждой модели. Так что общего решения, – продолжал занудствовать айтишник, – просто не существует.
– И хакнуть его никак?
– Не дистанционно. Если бы ты мне его привезла, я бы, конечно, мог попробовать, но и то без гарантии. Так что лучше всего либо жди звонка, либо постарайся найти подругу как-нибудь по-другому, через общих знакомых, например. Либо иди в представительство LG, где он был куплен.
-Да откуда же я это знаю! – заорала Цецилия и была готова хлопнуть в стену ещё и свой смартфон до кучи, но опять сдержалась. Ведь в словах этой снулой рыбы был резон. Найти общих знакомых. Как минимум Небейкопыто точно был их общим знакомым, и, как минимум, телефон Небейкопыта у неё точно был. Вот! Вот кто его спасёт. Может быть, ему даже можно довериться и рассказать всё, как есть.
– Алло! – как-то недовольно ответил Небейкопыто на звонок.
– Вы только не пугайтесь, – максимально собранно залопотала Цецилия. – Мы с вами немного знакомы, но вы меня, вероятно, не помните. Меня зовут Цецилия Буяльски, и я звоню вам по поводу вашего друга Семёнова, с которым приключилась довольно неприятная история.
– Что? – непонимающе спросил Небейкопыто. Телефон как-то искажал его голос, он казался намного выше, чем в жизни. Или Цецилия плохо запомнила в те немногие разы, когда с ним общалась.
Цецилия взяла себя в руки и, как могла спокойно, объяснила, что произошло, и что ей, собственно, от Небейкопыто требуется. Ответ его был неожиданным.
– Вы кто, женщина?
– Я – Цецилия Буяльски, – принялась она объяснять по второму кругу. – Подруга вашего друга Семёнова.
– Какого Семёнова? Вы куда звоните вообще? Откуда у вас мой номер?
– Вы мне сами его давали, – отвечала вконец уже опешившая Цецилия.
– Не может такого быть. Не звоните мне больше, я вас заблокирую!
– Послушайте, стойте, – умоляюще заголосила Цецилия. – Вы же – Анатолий Небейкопыто, я же правильно, правильно набираю?
– Меня зовут Ян, – ответил мужчина, совершенно точно не тем голосом, который должен был быть. – Я не знаю ни вас, ни вашего друга, ни этого человека со смешной украинской фамилией. Я кладу трубку и блокирую ваш номер.
Что он и сделал.
И вот что тут могла сделать обыкновенная женщина, HR-менеджер довольно крупной металлообрабатывающей компании, безо всякого философского образования, не слишком начитанная этих ваших всяческих Лаканов и Витгенштейнов, зато полная практического ума и смекалки?
Иной или иная задумался бы о том, как люди врут друг другу, как люди являются друг для друга недоступными вещами в себе, непроницаемыми чёрными ящиками, о невозможности понять друг друга, о невозможности коммуникации, о сквозной теме в произведениях автора, оттуда перешёл бы к более общим размышлениям о писателях, всю жизнь пишущих одну и ту же книгу, и бог знает, насколько далеко могли бы завести этих иных подобные размышления.
Цецилия же сделала вот что. Она-таки шандарахнула смартфоном об стену, картинно расплакалась, размазывая тушь по лицу – это только кажется, что никто не увидит, а на самом деле поди знай, вот вы же, например, видите.
– Теперь всё, – резюмировала она происшедшее. – Целибат и мастурбация.