Велло Викеркаар. Виктор. Рассказ

Велло Викеркаар – псевдоним журналиста, пишущего колумны и фельетоны в эстонских и финских СМИ. Этот, ставший уже легендой, то ли американец, то ли канадский эстонец, как бы назначен Официальным Иностранцем, которому, по выражению редактора новостного портала Гостелерадиовещания Райна Кооли, «не только дано право, но и вменено в обязанность рассматривать страну проживания и ее жителей глазами стороннего человека и показывать их с юмором и иронией». Как правило, Официальным Иностранцам прощается любое высмеивание, их даже любят за это. «А поскольку у нас (у эстонцев – В.П.) по-прежнему сильна потребность смеяться над собой, но сами мы опасаемся быть непатриотичными или невежливыми, то мы поручаем это делать другим».
Новелла «Виктор» опубликован в сборнике «ÖÖ – 18 темных историй эстонских авторов». На русский язык Велло Викеркаар никогда не переводился.- Вера Прохорова

Велло Викеркаар

ВИКТОР

По мнению Виктора, киношное и настоящее лишение человека жизни различаются как день и ночь.
Сам Виктор в силу своей внешности не мог состязаться ни с одним из голливудских киллеров. Чтобы, убегая от вражеских агентов, устраивать на крышах паркур, нужно иметь значительно лучшую физическую форму. Виктор же в стоячем положении уже давно не видел пальцев своих ног – мешал выпирающий вперед животик. Бухгалтерский венчик над ушами остался единственным напоминанием о былой шевелюре. Виктор походил, скорее, на тех рыхлых бюрократов и чиновников, за устранение которых ему платили.
Гламурный флер, которым овеяли его профессию в Голливуде, был палкой о двух концах – кто бы отказался от того, чтобы его сыграл Хавьер Бардем? Но будучи профессионалом, Виктор переживал, что такого рода реклама привлечет к его ремеслу не те кадры – это будут хорошо разбирающиеся в моде и радующие взор симпатяги, но при этом, не способные к убийству рохли. Большинство коллег Виктора были серыми как пельмени – типаж людей, тут же становящихся невидимками после умело завершенной операции. И уж почти никогда не случалось погонь средь бела дня на угнанном Феррари или Дукати, в финале которых обязателен рывок с высокой скалы в море, где за рулем катера наготове супермодель в бикини. В основном работа делалась под покровом ночи в дверях дома жертвы. Пара стремительных шагов и пять-шесть ударов ножом. Two in the chest and one in the head knocks them down and keeps them dead. Работа грязная, но ничего сложного.
Между тем, Голливудская картина мира не распространялась на Таллинн. Если верить фильмам, то все, что происходит, происходит исключительно в Праге или Берлине – темных, дурно пахнущих городах, торговые палаты которых постоянно ищут киллеров. При этом, Таллинн, почти незнакомый и достаточно тихий и спокойный для того, чтобы приглушить чувство опасности, был идеальным местом для устранения людей. Оказавшись здесь, знаменитости – за исключением, быть, может, президента Америки и Папы Римского – способны начисто забыть о бдительности и, никого не предупредив, отправиться бродить по булыжным мостовым городских улиц. А стража политиков такого пошиба состояла из обыкновенных восточно-европейских охранников, чья стрижка и покрой костюмов были одинаково убогими, а ллойдовскую обувь покрывал слой серой пыли. Наушник в ухе далеко не из каждого мужика делает охранника, это Виктор знал по своему опыту.
Эстонцы – народ замкнутый, не в их обычае торчать на месте происшествия, напрашиваясь на роль свидетелей. Эстонцы не лезут с вопросами, сравнительно редко знакомятся и пожимают чужаку руку. На памяти Виктора только один человек в этой стране поинтересовался его именем, и это был администратор отеля. Как-то раз, покупая в Вируском центре «симку», Виктор заметил перед входной дверью загнувшийся пополам коврик-щетку, о который любой пенсионер мог запросто споткнуться. Но никто так и не удосужился приостановиться и расправить коврик. Чужие проблемы. Не мое дело. Лучшего места для убийств Виктор себе не мог и представить.

Виктор тенью проследовал за объектом, когда тот вышел из своего черного Мерседеса (чистый Голливуд, не мог не отметить он) и прошел через темную парковку к подъезду жилого дома. Над входом свет не горел, об этом Виктор позаботился заранее. Рабочим инструментом он избрал гитарную струну, которую для удушения высоких государственных мужей использовали уже со времен Османской империи. Когда тело затихло, Виктор вернулся в отель, где его ждали превосходные простыни.
Наутро в городе было заметное оживление. Телевизор в вестибюле отеля, обыкновенно транслирующий CNN, передавал местные новости. Убили мэра города. Виктор попросил кого-то из служащих отеля перевести новость. Там говорили о непопулярности градоначальника среди элиты, но при этом не преминули упомянуть, что у эстонцев, по крайней мере, с 90-х годов уже не принято решать споры подобным методом. Мэра удавили на пороге собственного дома. Ни одного свидетеля, зато список подозреваемых бесконечен.
У Виктора защемило в груди. Ничего себе прокол! И как он мог так лопухнуться?
В его кругу из уст в уста кочевало довольно много историй об убийстве по ошибке. Вот почему настоящие профессионалы не пользовались снайперским оружием. Слишком легко попасть мимо цели.
В существование кодекса чести киллеров где-нибудь помимо Голливуда Виктор сильно сомневался. Но один закон он знал хорошо: если оговоренный объект остается не ликвидированным, завалить могут самого наемника.
Поэтому Виктор довел дело до конца. На этот раз он использовал классический прием КГБ – в плотной толпе укол зонтиком в ногу. В наконечнике зонта капсула с клещевиной. Три дня спустя объект замертво свалился на эскалаторе. Виктора воодушевило то обстоятельство, что после иньекции рицина человек еще был способен делать покупки. Поздно вечером в новостях показали видеоклип, снятый кем-то на мобильный телефон, где было видно, как никто из прохожих, полагая, что упал обычный алкаш, не потрудился убрать человека с эскалатора. Едущие наверх ступени шевелили ноги мертвеца как набегающие на побережье волны. Эстонцы ухмылялись и обходили лежащего. Одна престарелая тетка переступила прямо через труп.
Виктор собирался улететь в тот же день, как стало известно о смерти объекта, но Estonian Air отменила рейс. Поскольку следующий был только на следующий день, Виктор вернулся в город и провел вечер в «Баре Нимета», излюбленном питейном заведении тех, для кого английский был языком общения, и где не приходилось терпеть деловые беседы – непременный атрибут гостиничных баров. По мнению Виктора, нет ничего утомительнее командировочных бизнесменов, разглагольствующих о своих делах, а хорошенько поддав, еще и пытающихся приоткрыть крышку своей коробочки философских глупостей. Иногда Виктор чувствовал, что с удовольствием убрал бы их всех.
В «Баре Нимета» Виктор увидел маленький срез обитающих в Таллинне иностранцев. Два явно неисправимых балагура уверяли, что они профессиональные комики и основатели сценической школы комиков в Эстонии. Некий американец лет тридцати объяснил Виктору, почему все остальные посетители бара – идиоты или лузеры, которые у него на родине ни в жизнь не смогли бы пробиться. Окончательно окосев, молодой господин признался, что у него за душой ни гроша, и недавно его друзья-эстонцы затеяли сбор денег, чтобы купить ему обратный билет на самолет. Группа англичан, устроивших мальчишник, соревновалась в громкости с децибелами стереосистемы за спиной барменши. Из двух изрядно поддатых зарубежных эстонцев один утверждал, что якобы он канадский журналист, а второй рассказывал, как его выкинули уже из всех партий Эстонии. Виктору вспомнилась передача, которую он однажды случайно увидел в каком-то из южных штатов США. Шериф на вопрос репортера о том, почему на его земле происходит так много убийств, ответил: «Ну, так ведь здесь много таких людишек, что прямо взывают к убийству…»
Меньше всего на свете Виктор выносил нытиков, особенно выходцев из богатых стран. У дверей дома в Старом городе, десятый раз втыкая нож в почки американца, Виктор убеждал себя, что это смерть из милосердия, а вдобавок еще и друзья-эстонцы сохранят свои собранные на билет деньги. Виктор не был до конца уверен – в смерти все еще таилась для него некая загадка, – но ему показалось, что он видел облегчение в глазах умирающего, когда тот сползал по старинной двери на камни мостовой.
Говорящие головы в программе новостей объяснили три неестественные кончины людей, произошедшие в городе за столь короткое время, несчастными случаями: удушение, инфаркт и поножовщина внешне не имели ничего общего. Кроме того, как заметил кто-то в баре отеля, где Виктор завершал свой вечер, третья жертва была в хлам да к тому же иностранец.
В связи с неисправностью техники несчастной национальной авиакомпании рейс Виктора был отложен и на следующий день. Таллинн становился для Виктора все более неприятным. Теоретически из идеального для наемных убийств города должна оставаться возможность смыться. Таким же неидеальным оказался этот город людей, которым убийства не мешали жить и никак их не трогали. А вообще-то, можно здесь убить человека и чтоб горожане при этом не сочли случившееся в некотором смысле ожидаемой закономерностью?

Виктор отказался от попыток улететь и купил билет на паром до Финляндии, где, как известно, имеется жизнеспособная авиафирма. Ни разу в жизни Виктор не видел вокруг себя сразу столько пьяных. После полудня часть пассажиров уже так накачалась, что не могла усидеть на своих местах без того, чтобы раз-другой не рухнуть. Виктор наблюдал за мужиком, который в магазине tax-free задержался перед стеллажом с шоколадом «Tobleron», выблевал прямо в него, затем, утеревшись, бодро продолжил делать закупки. В надежде перекочевать в компанию несколько более солидных пьяниц, Виктор сделал попытку обменять свой билет на билет бизнес-класса, но в информации его послали. «Не положено», – услышал он до боли знакомый совдеповский ответ, хотя симпатичная служащая с виду была слишком молода, чтобы помнить те далекие времена.
В баре Starlight Lounge он задержался, чтобы посмотреть передачу о недавней серии необъяснимых убийств в Таллинне. Эстонец, взявшийся переводить, объяснил, что государство-де готовится к волне насилия и подняло кризисную готовность до желтого или оранжевого или какого-то там еще, скопированного у американцев, уровня опасности. В порту Виктор не заметил никаких повышенных мер безопасности. Эстонец пожал плечами и посоветовал Виктору не беспокоиться, ибо его жизнь все одно вне опасности, поскольку все жертвы, как пить дать, были евреями, а в Финляндии никого не убивают, а если, то только по пьяному делу своих жен-мужей. Виктору эстонец показался симпатичным, и он пригласил мужика пообедать в стилизованной под американский гриль-ресторан забегаловке. По ходу разговора выяснилось, что эстонец – строитель, смолит в Хельсинки крыши. От него несло варом, он рассказал, что даже самые отъявленные лодыри из местных работяг смотрят на него свысока из-за его паспорта. После выуженной из продуктовой тележки седьмой банки long drink’а мужик признался, что живет на две семьи, которые друг о друге не знают – жена и двое детей в Таллинне и маленький ребенок от финки в одном из удаленных от Хельсинки пригородов. Еда была однозначно наихудшей в жизни Виктора.
Персонал этой точки питания был настолько увлечен новым ай-фоном одной из официанток, что Виктору удалось без помех проскользнуть незамеченным на кухню и убить кока его же собственным ножом, восьмидюймовым Henckels’ом. Виктор решил, что это слишком роскошный рабочий инструмент для повара, использующего нож лишь для вскрытия пакетов с замороженной едой. Труп Виктор оттащил в холодильную камеру, бросил на пол пару слоев хозяйственной бумаги и протер ногой пол. Вымыл нож, обсушил его, завернул в хозяйственную бумагу и сунул за спину под брючный пояс лезвием вверх. И раньше бывало, что он забирал у своих жертв хорошие наручные часы, но кухонный нож был первым.
В Хельсинки он озаботился тем, чтобы не сойти на берег в числе первых. Если бы кок был обнаружен, никого с судна, само собой, не выпустили бы, но Виктор решил, что пока ему волноваться не о чем. Судя по пустоватому ресторану, постоянные пассажиры достаточно в курсе, чтобы там не кормиться, а владение ай-фоном, похоже, превратилось у эстонцев в вопрос национальной гордости.
В порту, уже взяв такси, Виктор внезапно передумал. Если это еще не сделано, то полиция вот-вот сообразит перекрыть дорогу. Он оплатил счет, вышел из машины, не таясь, зашагал обратно к терминалу, купил билет и взошел на то же самое судно, каким прибыл из Таллинна. Ему, правда, показалось, что корпус снаружи вроде бы другого цвета, но внутренность салона, стилизованная под казино старинных речных пароходов, была до неузнаваемости похожей. На сей раз, он устроился в бизнес-классе и скоротал время в обществе дальнобойщика из Польши.
В «Баре Нимета» завсегдатаи оплакивали американца. Стихийные поминки сопровождались речами, щедрыми на восхваление достоинств покойного – шесть человек представились Виктору как «лучшие друзья» молодого человека. Один шведский банкир, правда, заметил, что усопший не был «хорошим бизнесменом» – как будто это определение было общезначимым мерилом – но его тут же заткнули, назвав клеветником.
Кока никто не оплакивал. «Поделом ему», – сказала Виктору ссутулившаяся над сакуским пивом эстонка. «Эти с паромов вечно суют свой нос, куда не надо».
В этот самый миг, словно гром среди ясного неба, Виктора поразило осознание того, что за совершенными в Таллинне убийствами стоял не он, то была справедливо карающая рука Господа. И хотя Виктору приходилось работать на многих высокопоставленных заказчиков, до сих пор по велению небес он не работал.
Виктор задумчиво взвесил перспективу карьерного роста. Но богом он не был, и мыслить по-божески у него получалось плохо. Он думал, скорее, как экономический аналитик. Публичный сектор в Эстонии слишком обширный, однако освобождающиеся места тут же заполняются, и, надо полагать, за счет частного сектора. Остаются еще банкиры. О них уж точно никто бы не тосковал. Но это пошлый прием, даже клише, уже затасканное Голливудом. Измученных нищетой было навалом, но это противоречило стилю Виктора. Чем больше он думал, тем сильнее становилась потребность выпить. Он покинул «Бар Нимета» и заскочил в один крошечный бар у крепостной стены Старого города.
Здесь Виктор познакомился с двумя сестрами, справляющими поминки по своему брату. Брат был женат, имел детей и изредка проводил время в этом баре. Длинных поминальных речей не произносили. Обходились вообще без речей. Время от времени бармен называл имя – Яан – после чего поднимались стаканы. Скорбящие сестры опустошали стакан за стаканом. Одна из сестер рассказала Виктору, что брат болел и умер уже много дней назад. Виктор провел в баре всю ночь, так и не увидев ни в чьих глазах ни слезинки и не услышав в адрес усопшего ни одного доброго слова.
Виктор плакал.

Перевела с эстонского Вера Прохорова