Даниил Попов. Ямбы. Стихи

ЯМБЫ

1.
В миграционном департаменте,
лишившись мыслей, чувств и памяти,
сидит какой-то человек.
Аквариумными глазами
толпа в аптечно-желтом зале
глядит в себя. Вчерашний снег
на улицах лежит, не тает.
Никто из нас не умирает.
Никто из нас не умирает.
Никто из нас не умирает.
Так время тихо застывает,
пока ты очереди ждешь
в миграционном департаменте.

Под лампами дневного света
сидят и смотрят и зевают.
Исчезло бы куда все это,
но ничего не исчезает.

Под лампами дневного света
сидят и смотрят как живые.
и старые, и молодые,
и добрые, и даже злые,
простые или непростые,
но все как будто бы застыли
под лампами дневного света,
как будто не совсем живые
сидят и смотрят в никуда.

Застыло время на часах
гудит скорей, не тикает.
Застыло время на часах.
Бессмысленное, тихое.
Застыло время на часах
как перерыв обеденный.
Застыло время на часах
невнятно и обыденно.
Застыло время на часах.
дурацкое, простое.
Застыло время на часах,
незрячее, глухое.

Мир постепенно погибает
под лампами дневного света.
И дама с карими глазами
совсем не думает об этом.
Совсем не думает об этом
мужчина в шерстяном пальто.
Совсем не думает об этом
совсем никто.

Кроме него.
Сидит обычный человек.
Сидит, изнемогает.
Сидит обычный человек.
Никто не умирает.
Сидит обычный человек.
Сидит обычный человек.
Сидит обычный человек.
Сидит обычный человек.
Сидит обычный человек.
Обычный человек сидит.
За смертью времени следит.

Мир цепенеет, индевеет
сгущается и каменеет.
И заурядно умирает
под лампами дневного света.
Другого света нету.
Ночь никогда уж не настанет.
Миграционный департамент
как бы музейный экспонат,
пылящийся давно на складе.
(Никто ни в чем не виноват).
И экзистенциальный ужас
как оказалось не ужасен,
а вовсе даже зауряден.

Как бы музейный экспонат,
изъеденный до дыр.
Никто ни в чем не виноват.
Так погибает этот мир.
Так погибает этот мир.
Так погибает этот мир.
Так погибает этот мир.
Так погибает этот мир.
Так погибает этот мир.

Не с криком, но со всхлипом.

2.
Когда-то были дети мы ‒
смешные и незлые.
Когда были этими.
Когда-то были теми.
Когда-то было время.

Когда-то были молоды,
свирепы и нахальны.
Когда были молоты,
серпы и наковальни.

Когда-то революции
устраивали пьяно.
Когда-то конституции
все требовали рьяно.

Чума и инквизиция,
плебеи и патриции
и скот парнокопытный.

Прощай цивилизация –
шумерская, аккадская,
невинная и блядская,
и ужас первобытный.

Не будет эволюции

Плохого и хорошего
не будет больше прошлого.
И будущего тоже.

Не будет больше времени.
Не будет больше времени.
Не будет больше времени.
Не будет больше времени.
Не будет больше времени.

Застынем в этом здании
в обыденном моменте –
в моменте ожидания
в глухом департамéнте.

3.
В миграционном департаменте
в провинции второго мира
мгновенье это заурядно,
но все равно неповторимо.
Но все равно неповторимо.
Но все равно неповторимо.
Но все равно неповторимо.
Но все равно неповторимо.
Но все равно неповторимо.
Но все равно неповторимо.
Но все равно неповторимо.
Но все равно неповторимо.
Но все равно неповторимо
бессмертно и непоправимо.

Сидит обычный человек.
И за окном не тает снег.

Совсем не движутся трамваи
и время медленно стоит.
Никто из нас не умирает
Никто из нас не умирает.
Никто из нас не умирает.
Никто из нас не умирает
и ничего не исчезает,
застыв как в янтаре москит.
Обычный человек сидит,
бессмертие распространяя.

4.
Без чувств, без мыслей и без всякой памяти
в глухом миграционном департаменте
сидит почти обычный человек.

За окнами не происходит мир
и перед окнами не происходит мир.
И человек встает, поправ законы,
придуманные им самим. И тело
свое он оставляет в той же позе.
Идет почти свободный человек,
не по делам, а просто на прогулку.

Заштореннными окнами дома
не смотрят на него и ни на что
не смотрят. Мимо них проходит
застывших однородных никаких
неповторимых и непоправимых.
Неповторимых и непоправимых,
неповторимых и непоправимых,
неповторимых и непоправимых.

Трамваи будто бы примерзли к рельсам,
и ток, замерзший, в проводах не сможет
трамваи оживить.

И реки не текут. Приливы и
отливы не произойдут.

Планеты замерли в конечном беспорядке.

И прошлое и будущее вместе
слились в один асимметричный ком.
Теперь всегда быть Петербургу пусту
и Карфаген всегда разрушен должен быть.

В конечности бессмертие дурное
ему надоедает.

Идет почти свободный человек.
Идет почти свободный человек.
Идет почти свободный человек.
Идет почти свободный человек.
Идет свободный человек
в Миграционный департамент.
Назад садится в свое тело.
Возобновляется работа,
подходит очередь его.
Тихонько тикают часы
над дамой с карими глазами.
Визжит трамвай издалека.
Над городами, над морями
вселенная едва живая,
и не кончается строка и не кончается строка и не кончается строка и не кончается строка и не кончается строка и не кончае…