П.И.Филимонов. Ноги. Цикл стихотворений
1-2/2015 (71-72) 15.06.2015, Таллинн, Эстония
ЧЕРНОНОГИЙ
Ушёл. Окурок бросил в ёлки,
как криминальный элемент.
И, головы не поднимая,
она смотрела на него.
Ушёл, окурок бросил в ёлки.
И на цыганском языке
слезливо музыка играла.
Удачный получился кадр.
Ушёл! Окурок бросил в ёлки!
В лесу теперь горит пожар.
Такие гады нынче редки,
природу кто не бережёт.
Ушёл. И нежно плюнул в душу.
А эти хором разбирать,
посты херачить на фейсбуке.
Последней фоткой все в соплях.
Ушёл. Горит-горит окурок.
До основанья, а затем
вдруг едко завоняет фильтром,
и он вернётся докурить.
КОЛЧЕНОГИЙ
Ты стоишь у шкафа и смотришь на то, как, задрав подолы,
за скелетом лезет скелет, а чего смотреть, выпей валидола.
Ничего, что эта чёрная сыпь у меня на морде –
я готов отъебать все мозги в этом сраном городе.
Не люблю я врачей, сок айвы и ещё плеоназмы,
да ночною порой в бедре ноги ощущаю спазмы.
Я вчера на паспорт снимался, утром глянул и обмер:
за моей спиной с какой-то косой влез фотобомбер.
В общем, что? Автобус идёт, путь дымится, дорога вьётся.
«Молодая кровь!»- кричу – «Отпусти!» А она смеётся.
Или вот открою музей артефактов и меморабилий.
Соберу тебя по кускам, по частям, пока не побили.
А потом опять весна, всё растает, съёжится, выйдет боком.
Расшвыряешь снег, расколотишь лёд, а внизу Набоков,
улыбается, лезет, трясёт костьми, егозит скелетом.
Потому-то я и говорю тебе: до свидания летом.
БЕЗНОГИЙ
и тут они такие как начали его портить
чем под руку попадётся
скалками скакалками соковыжималками
кольями прутьями кипящею ртутью
железными нитками
керамическими плитками
волынками и маслёнками
червяками и косяками
волшебными палочками
и невинными девочками
малиновым вареньем
и квадратным уравнением
танцующим мужчиной Айдаровым
и страшной женщиной Суховей
верблюдами
яхонтами
песнями Пахмутовой
тряпичными куклами
бетономешалками
и снова палками
всё больше как-то палками
а он такой встал
отряхнулся
и сказал
«пусть его будет, пока сам не отвалится»
ДЛИННОНОГАЯ
Мы не любили Таню К.
любили бубны за горами
любили маму с мылом в раме
любили матчи «спартака»
но не любили Таню К.
любили сливы в шоколаде
любили ночь и бога ради
любили звук когда треска
но не любили Таню К.
любили пушки звон приличный
любили свет и дом публичный
любили запахом дымка
любили снег и свет клубничный
но не любили Таню К.
любили майского жука
и золотого светляка
любили тискать мотылька
ночного раннего дневного
любили техника зубного
который рвал по три клыка
любили фотки с выпускного
но не любили Таню К.
мы так любили мамалыгу
домохозяина-сквалыгу
могли терпеть любя слегка
любили тяпку и мотыгу
манерный постук молотка
под вечер пирожок с вязигой
и заливного судака
и ездить в нарву, лондон, ригу
трястись в авто, читая книгу
плести беседу и интригу
но не любили Таню К.
и вот настал тот день ненужный
когда мы все, Борис Калюжный
и я, такой уже натужный,
Виталик, Паша – шли на ужин
где нас ждал литр молока
и вдруг мы слышим – за кустами
в ночной тиши, с призывом к маме
с печальным хрустом матерка
на воспалённой пилораме
рыдает-плачет Таня К.
любовь слепа, глуха, увечна
надсадна, скручена, конечна
любовь – как грыжа на пупе
любовь – синоним дцп
ЛЕГКОНОГИЙ
Томми! Томми!
Ну да, ну давай, сделай так ещё раз шесть
потом отойди, полюбуйся на дело рук своих (хорошо, не так ли?)
и сделай ещё седьмой, контрольный.
А чего губа-то так вывернута?
В музыке нет дома для кумиров
в кумирнях музыка звучит охрусталенно.
Томми! Томми!
Ведём деловые разговоры,
о мой золотушный блондин,
мой горячечный сертифицированный архангел в золочёных крыльях.
Поспеши!
И когда вода, и хрусталь, и звон,
и бледная синева, и дискобол,
и светлые звёздочки, которые не звёздочки,
а светлячки, да и не светлячки, а лампочки,
ты будешь здесь,
ты будешь там,
ты будешь везде,
мой широченный король,
идеальный потребитель,
вкушающий и вкушаемый
бешено аплодирующий,
толкающийся в кулуарах
и клюющий носом на концерте Олафура.
И хор кастрированных олигофренов
пропоёт тебе льдисто-красивыми голосами осанну,
Томми! Томми! Томми Хильфигер!
БУТЛЕГ
Кофеварки у Годо
лучше кофемолки
в огороде либидо
требует прополки.
Завивается змея
чья-то там подруга
в огороде – полынья
в небоскрёбе – вьюга
Эй, зелёный, выходи,
будет нам наука.
В огороде – бигуди
да стрельба из лука.
Здравствуй, водка, славный день,
принимай присягу.
В огороде я – олень.
А вот здесь я лягу.
Как всходили семена,
я дошёл до сути.
В огороде – бузина,
в Тибластане – Путин.
МНОГОНОЖКА
Час пик сводится к называнию слов
рельсы, пальто, локти, тормоза, сигареты, костыли
kogu aeg trügid oma kotiga!
и буду трюгима, бабушка
так что можешь засунуть своё праведное возмущение
в свой сморщенный старческий анус
и скажи ещё спасибо
что я не сказал это тебе в лицо
лет десять назад обязательно бы
а сейчас я чувствую какое-то шевеление
какую-то общность
что-то одинаковое
бесконечное стремление к гармонии
бесконечную попытку романтизирования
бесконечную попытку эсхатологии
когда вроде бы ничего
а на самом деле ой-ой-ой как много
видимо дело в том, КАК фиксировать
так что и сегодня всё будет хорошо
а тем более завтра
и в субботу
и в воскресенье
и в остальные дни
ЛОЖНОНОЖКИ
Страшен был лёд, страшен и сер, так страшен и сер
и он кричал мне «отойди! Не подходи! не вздумай!»
такой светлый, такой прекрасный, такой весь
«отойди!» кричал. Не подходи!» кричал-голосил
и сразу вспомнился Пушкин, вспомнился Фет
(отчего они все так не любят Фета?)
все дуэли вспомнились сразу вообще
уходящий под воду мощный Волошин
шуга в волосах его
в бороде его седина и кал
Максимилиан! Максимилиан! – кричали ему заглянувшие в паспорт оляпки
о кто бы дал нам умереть вместо тебя, Максимилиан! – кричали оляпки.
но не дал никто, понятно.
потому что страшен и сер был лёд, сер и страшен.
И ко мне подошёл Зиганшин и говорит
знаешь что, Пася, бросай их всех на хрен
я тоже брошу Поплавского и Крючковского
и даже Федотова брошу, вырву из сердца своего
и возьму тебя на льдину
мы уплывём, уплывём в моря
накормлю тебя подмётками и акридами
станешь моей льдинной Евой
родишь мне человечество
потому что страшен и сер здесь лёд
сер и страшен
и знаешь, милый, мне уже всё равно
я уже, Заменгоф, ни на что не надеюсь
мне неважно, прорубь ли то или богова дырка славы
будем, будем ждать великую птицу
что оттуда к нам может быть вылетит
чуда ждём, и оно происходит, ты видишь,
только не здесь, не сейчас и не с нами
будем плыть, будем ждать, будем