Геннадий Муравин. Живые истории: Леэло Тунгал

От редакции: Геннадий Муравин (р. 1931, Белгород, РСФСР, ныне проживает в Хельсинки, Финляндия) – плодовитый переводчик эстонской литературы, публицист, журналист, знаком лично со многими важными деятелями эстонской и русской культуры (Леннарт Мери,  Эно Рауд, Арво Валтон, Леэло Тунгал; Анна Ахматова, Корней Чуковский, Василий Аксенов, Александр Твардовский, Сергей Баруздин). Автор о себе: «Переводом эстонской литературы на русский язык я всерьез занимаюсь с 1960 года, и в моем переводе вышло в общей сложности около 150 книг прозы эстонских писателей».
В начале 2016 году в издательстве Tammerraamat (Таллинн) в эстонском переводе вышла книга воспоминаний Геннадия Муравина «Нецензурные истории. О приключениях эстонской книги в советское время» (Ebatsensuursed juhtumid. Sekeldused Eesti raamatutega nõukogude ajal), в которой автор впервые рассказывает о своих многочисленных литературных знакомствах.  С любезного разрешения Геннадия Муравина «Новые облака» публикуют первую главу книги, в которой упоминаются, например, следующие авторы и организации: Леэло Тунгал, Маарья Кангро, Эно Рауд; издательство «Детская литература»,  редакция «Литератур народов СССР», Главлит.

—————————————————————————————————–

Как умерший в 1924 году В.И.Ленин помог в 1986 году издать «Четыре дня девы Марии»

 Мы ехали в машине. Это была довольно новая «Лада». За рулем сидел её владелец Раймо Кангро (1949 -2001), известный эстонский композитор, муж писательницы Леэло Тунгал. Леэло сидела с ним рядом, а на заднем сидении рядом со мной  сидели дочки  Раймо и Леэло. Тогда они были еще маленькие. Давно это было, 30 лет тому назад. Я о чем-то переговаривался с Раймо и Леэло, а девочки нам не мешали, они были воспитанными и знали, что не следует мешать разговору взрослых. А разговор наш шел, разумеется, на эстонском языке. И вдруг одна из девочек – самая младшая – Анна Магдалена, ей тогда было лет 5, дернула меня за рукав. Я замолчал и посмотрел на нее. И она сказала:

– А ты не русский.

– Как так?

– Ты говоришь по-эстонски.

– Ну и что?

– Русские по-эстонски не говорят.
Оказалось, все 3 девочки почему-то были в этом уверены. И тогда и Раймо, и Леэло и я стали объяснять им, что человек может говорить на нескольких языках, независимо от того, эстонец ли он, или русский или еще какой-нибудь национальности, но они все равно не верили. И я им сказал, что могу говорить и по-фински, и по-украински и по-немецки, но они все равно не верили. Теперь они все уже давно взрослые, и у Анны Магдалены самой дочка примерно такого же возраста, какой была ее мама тогда. А средняя – Кирке – окончила уже давно скульптурное отделение  Таллиннского Художественного института, переименованного  в Эстонскую Академию Художеств, и теперь  сама преподает там и руководит этим скульптурным отделением.  Старшая из этих дочек Леэло и Раймо – Маарья, когда выросла окончила Тартуский университет и ее специальностью стал английский язык, а потом она еще училась в Италии и сама теперь переводит итальянскую поэзию на эстонский язык. Но тогда они нам не поверили, что неэстонец может говорить по-эстонски. Повторю, это было давно, в 1985 году. И я как раз тогда переводил повесть Леэло «Четыре дня девы Маарьи», которую намеревалось опубликовать на русском языке в Москве издательство «Детская литература», заключившее   договора с Леэло и  со мной.

В этом издательстве, как и во всех других крупнейших «центральных» издательствах в Москве была редакция «Литератур народов СССР», которая занималась только книгами писателей из всех советских республик. В эту редакцию я и сдал, как полагалось, согласно заключенному со мною договору, готовый перевод, книги Леэло, и редактировать рукопись перевода  стала Галина Ивановна Московская.

Чтобы легче было понять, случившееся позже, надо сказать кое-что о редакции, в которой работала Галина Ивановна, и о ней самой.

Эта редакция, выпускала книги для читателей среднего и старшего школьного возраста (тогда была такая градация), а переводы книг для дошкольников и младших школьников выпускала другая редакция – «дошкольная». И когда я начал в 1960-х годах переводить для «Детской литературы», то первые мои переводы выпустила именно редакция, в которой работала Галина Ивановна. Она была тогда просто редактором и редактировала  книги писателей Прибалтики. Одной из первых книг, переведенных мною для «Детской литературы» и редактировавшихся Московской, была повесть Эно Рауда «Огонь в затемненном городе», своего рода детский детектив, действие которого происходит в оккупированной немцами Эстонии. В книге рассказ ведет мальчик, отец которого в Красной Армии сражается с немцами за освобождение Эстонии. И с этой книгой приключилась примечательная история.

Как раз в то время, проводился Всесоюзный конкурс на лучшую книгу для детей. Все представляемые на конкурс книги должны были быть новыми и представлялись в рукописи. И Галина Ивановна считала, что повесть Эно Рауда нужно представить на этот конкурс. Я сказал ей, что Эно наверняка не согласиться. Галина Ивановна не знала, и я  ей этого  не сказал, что Эно считал повесть слишком «советской», так он сказал мне однажды.

Но Галина Ивановна  была уверена,  что если я Эно пока ничего не скажу о представлении на конкурс, а книга не будет отмечена хотя бы почетным дипломом, то Эно даже и не узнает, что мы представляли её на конкурс, а если получит премию, то вряд ли будет недоволен. Но был и еще очень серьезный аргумент, оказавшийся для меня решающим. Галина Ивановна, имевшая тогда уже немалый опыт работы с детской литературой и в «Детской литературе», сказала, опираясь на свой опыт, что если книга получит премию, это будет важно  для издания в переводе других книг Эно, которые он еще наверняка напишет, но также и для всей эстонской детской и юношеской литературы, ибо премия Всесоюзного конкурса, пусть даже и третья, это как бы знак качества всей эстонской детской и юношеской литературы, и издавать книги эстонских писателей в «Детской литературе» будет легче. На мой взгляд это был очень важный аргумент. А в том, что у повести Эно есть шансы получить премию, Галина Ивановна не сомневалась. И я согласился, хотя, как говориться, с большим скрипом, и отредактированную, перепечатанную начисто рукопись мы представили в жюри конкурса. Но того, что случилось вскоре (через несколько месяцев) не ожидала Галина Ивановна, а я и подавно. Когда были подведены итоги конкурса и опубликованы в печати, мы (и Эно в том числе) узнали из газет, что книге малоизвестного широкой русской публике эстонского писателя Эно Рауда присуждена первая премия!  А ведь  в конкурсе участвовало немало корифеев. Это было совершеннейшим сюрпризом для всех, но главное для Эно. И конеч-но же, он меня и Галину Ивановну не ругал за то, что мы без его согласия представили рукопись на конкурс. Тем более, что мы  рассказали ему как это было. А тогдашние идеологические чиновники тоже могли быть довольны: они считали, что эта полученная Эно Раудом высшая премия – свидетельство того, что они хорошо руководят эстонской литературой.

Случившееся было важно и для Галины Ивановны, ведь она была редактором премированной книги и ее авторитет в издательстве укрепился.

Прогноз Галины Ивановны подтвердился: издательство стало с  интересом относиться и к книгам других эстонских детских и юношеских писателей издание переводов книг эстонских писателей в «Детской литературе» действительно сильно облегчилось. В одних только моих переводах было издано потом почти все, что написал Эно Рауд, а также по несколько книг Яана Раннапа, Хейно  Вяли, пять повестей Леэло Тунгал, и даже повесть ”сугубо взрослой” писательницы Лилли Промет «Девушка в черном»… Но ведь были изданы и книги, переведенные другими. И хотя в редак-ции  было негласное правило, что от каждой республики переводится и издается по одной книге в год, а две лишь в особых случаях, но книг эстонских писателей нередко издавали и две… Кроме того, эстонскую литературу стала издавать и «дошкольная» редакция, а «Редакция критики» стала включать в издающиеся ею сборники критические статьи и очерки о творчестве эстонских детских писателей, статьи об их отдельных произведениях и рассказы самих писателей  о своем творчестве. А «Дом детской книги» в Москве стал чаще приглашать эстонских писателей на встречи с читателями, на разные литературные конференции и международные встречи детских писателей.

И безусловно, большая заслуга в том, что так происходило, и  что юные читатели (да и  взрослые) больше узнавали об Эстонии, об эстонском народе, его культуре и обычаях, и об истории Эстонии, (хотя последнее  в отцензуренной, искаженной версии), была Галины Ивановны Московской. Она вообще стала большим другом эстонской литературы и много сделала для публикации переводов книг эстонских писателей. Позже ее назначили заведующей редакцией «Литератур народов СССР», и в этой должности она проработала примерно 20 лет (до самой своей неожиданной смерти) и при этом время от времени сама редактировала некоторые книги эстонских писателей, хотя обычно заведующие редакциями книг не редактировали, а имелся редактор книг писателей Прибалтики.

Эно Рауд позже за свое творчество получил  очень почетную, можно сказать высшую за детскую и юношескую литературу награду –  международный диплом  имени Ганса Христиана Андерсена.

И первую изданную «Детской литературой» повесть  Леэло Тунгал, вышедшую весной 1986 года под названием «Четыре дня Маарьи», редактировала сама Московская. И это неспроста. Процитирую здесь пару отрывков из большого интервью, которое Галина Ивановна дала в 1985 году в Таллинне выходившей раз в неделю газете «Сирп я Васар», которую издавали Союз писателей, Союз художников, Союз Архитекторов и Эстонское театральное Общество. Речь в интервью шла о повести Леэло.

«Мы (издательство -Г.М.)постоянно интересуемся, что нового вышло в Таллинне, над чем работают эстонские писатели. Об этой повести мы узнали сразу после её выхода. Если не ошибаюсь, от Андреса. Яаксоо. Кажется, это было на Книжной ярмарке в Москве. Потом было еще несколько устных отзывов. Как обычно заказали внутренние рецензии. Все в один голос утверждали, что вещь интересная, яркая. Школьная повесть о старшеклассниках – вообще довольно редкое явление, а тут и ситуации интересные, и важные проблемы поставлены, и своеобразно показаны отношения школьников между собой, с учителями, вообще со взрослыми. В этой повести Леэло предвосхитила многое, что потом вошло в реформу школы. Надеемся, что получилась книга, которую будут читать с интересом и пользой.  Перевод сделал  Геннадий Муравин, который давно сотрудничает с нашим издательством и как переводчик, и как рецензент и как автор».

Если судить по этой цитате, то вроде бы все прекрасно, и никаких проблем с выходом переведенной повести нет и быть не может. Однако проблемы были и начались уже при заключении договоров с Леэло и со мной.

В договоре требовалось указать то название произведения, под которым его выпустит  издательство «Детская литература».  Но в оригинале повесть называлась «Neitsi Maarja neli päeva» (буквально – «Четыре дня девы Маарьи»). «Девой Маарьей» прозвали главную героиню Маарью ее подруги и друзья по школе. В этом прозвище звучала легкая ирония – мол, такая она чистая, честная, справедливая, несколько наивная, ну прямо святая. Прозвище соответствовало тому, как в Эстонии называют библейскую деву Марию. Но именно этого намёка на библейскую святую, ни в коем случае не смело быть в книге, издаваемой «Детской литературой». И после споров о названии, во время которых мы доказывали, что в названии книги нет религиозной пропаганды, Леэло согласилась, чтобы слово «дева» было убрано из заглавия. Леэло сочла это не слишком значительной потерей. Но поскольку, судя по заглавию оригинала, можно было предположить, что нежелательные намеки на библию окажутся и в тексте повести,  Галина Ивановна решила сама редактировать эту книгу, надеясь, благодаря своему опыту, обойти, как говорится, острые углы.  К тому времени Галина Ивановна знала об Эстонии много такого, о чем умалчивали советские учебники истории Эстонии. В течении лет десяти она с семьей проводила летний отпуск в дачной местности Эльва, недалеко от Тарту, в котором находится всемирно известный старинный университет. (Там, в частности преподавал отец семиотики и культуролог проф. Юрий Лотман. Слушать его лекции я не раз специально ездил из Таллинна.) В Эльва Галина Ивановна подружилась с эстонцами и слышала от них о том, что происходило и происходит в республике.  И о содержании книги Леэло, когда она вышла на эстонском языке, Московской рассказал не только упомянутый в процитированном выше отрывке интервью  молодой тогда, а ныне маститый литературный критик Андрес Яаксоо, но и довольно подробно еще несколько знакомых эстонцев. Поэтому она понимала, о чем идет речь в книге. И действительно, редактирование  шло не так уж просто, но удавалось навести «косметический грим» на трактовку эпизодов, которые могли иначе вызвать замечания Главлита — официального органа советской цензуры. (Подробнее о Главлите расскажу позже.)

Однажды, когда редактирование «Четырех дней  Маарьи» уже подходило к концу, директор издательства поинтересовался у Галины  Ивановны, что готовит к выпуску её редакция. И она сразу же назвала книгу Леэло, которую считала самой интересной. На это, как рассказала мне позже Галина Ивановна, директор сказал ей:

– Ну конечно, вы всегда выезжаете на эстонцах. Может дадите почитать?

Она ответила:

– Обязательно дам. Но пока у меня лишь экземпляр с редакторской правкой. Вот согласую замечания с автором и переводчиком, перепечатаю начисто  – тогда…

По словам Галины Ивановны, директор и раньше читал эстонские книги, и они ему нравились.

(Замечу, что он, конечно, читал не только книги эстонских писателей. «Детская литература», например, издавала серию «Библиотека приключений», в которую входили книги Конан Дойля, и Майн Рида и многих других классиков «детектива». Например, в этой серии в 1968 году вышел более чем 600-страничный том, содержавший три романа и восемь рассказов Жоржа Сименона. И директор «Детгиза» наверняка  их читал, и наверняка романы и рассказы Сименона ему нравились. Считалось, что  Сименон в увлекательной форме «разоблачает буржуазную действительность»  и его произведения помогают воспитывать  молодое поколение «строителей коммунизма».)

Но на сей раз, когда он прочел повесть Леэло, то высказал замечания, о которых Галина Ивановна вынуждена была сказать в уже упомянутом интервью, правда без ссылок на директорское мнение и, как говорится, подсластив пилюлю:

   « …в Эстонию я всегда приезжаю с удовольствием – и летом и зимой. Раньше я не раз проводила лето в Эльва. Сейчас приехала в Таллинн, закончить редактуру перевода  повести Леэло Тунгал «Четыре дня Маарьи». Это была не столько работа над редактурой перевода, сколько работа с автором. Фактически мы выпустим на русском языке новый вариант повести. Ведь она писалась в 70-х годах, а на эстонском вышла в 1980. С тех пор прошло пять лет, вступила в действие программа реформы школьного образования, был принят ряд важных постановлений партии и правительства, в жизни всей страны происходят важные изменения – все это потребовало на наш взгляд кое-какой доработки повести. Леэло Тунгал согласилась с нашими замечаниями. Три дня мы весьма напряженно работали. Сделали  небольшие купюры, внесли изменения в несколько эпизодов, уточнили некоторые важные формулировки, там, где действующие лица рассуждают о жизни, об истории Эстонии…»

Надо сказать, что в этой части интервью Галина Ивановна слукавила. В стране действительно происходили важные изменения – ведь уже шли «перестройка» и «гласность», но многие чиновники, особенно партаппарат и значительная часть Номенклатуры, полагали, что «перестройка» – это очередная кампания, что-то вроде хрущевской «оттепели», которая  скоро закончится, и снова начнется закручивание гаек. Поэтому они на всякий случай подстраховывались. И «наш взгляд» был высказанными претензиями директора издательства  к книге Леэло. Претензиями времени застоя. Главное  изменение, которого  директор издательства особо потребовал, касалось именно того, как действующие лица рассуждают о жизни и истории Эстонии. Так что, часть книги надо было редактировать заново. И Леэло вовсе не согласилась с замечаниями. Все эти три дня в номере Галины Ивановны в гостинице «Олимпия» действительно шла «напряженная работа», Галина Ивановна, Леэло и я жарко спорили. Леэло и я пытались найти неотразимые аргументы, что требуемые изменения делать не нужно и нельзя. Мне уже тогда показалось, что Московская и сама понимала это, но вынуждена была выполнять требование начальства.  В один из этих дней Анни, моя жена-финка, пришла звать нас троих обедать в гостиничный ресторан. Она заказала нам столик, как было условленно заранее. И ей пришлось в номере Галины Ивановны подождать минут пятнадцать, наблюдая, как мы  «дискутируем». Анни, немного владевшая русским языком, пришла в ужас, хотя и постаралась этого не показать, но вечером, дома сказала мне, что всерьез испугалась, что мы вконец разругаемся с редактором. Но  то был «нормальный творческий процесс». Мы ведь спорили не лично с Галиной Ивановной Московской, а в её лице с той демагогической линией, которую она  вынуждена была представлять. И за обедом мы говорили с ней обо всем на свете, как ни в чем не бывало.

Значительно позже выяснилось, что действительно  Галина Ивановна и сама считала претензии директора к повести – чисто перестраховочными. Процитированное выше интервью она давала, когда наши споры еще не были закончены, но она, полагаясь на свой многолетний опыт, думала, что изменить мнение директора не удастся, и Леэло придется согласится на изменения, если она хочет, чтобы повесть в переводе на русский язык увидела свет. Галина Ивановна не могла предвидеть того, что случилось немного позже в Москве.

Все споры-дискуссии в Таллинне кончились тем, что мы договорились: я поеду в Москву и попытаюсь поговорить с высоким начальством. Изложить аргументы Леэло и свои. И в зависимости от того, что произойдет, будем принимать окончательное решение. Не исключался вариант, что Леэло откажется от переделок и книга издана не будет.

Тут надо сказать об одной важной особенности издательства «Детская литература», или «Детгиз»», как мы его называли, пользуясь названием, под которым оно было основано еще в 1933 году. «Детгиз» был переименован в «Детскую литературу» в 1963 году, но все писатели, переводчики, критики, художники-иллюстраторы, да и сами работники издательства продолжали в разговорах между собой пользоваться коротким старым названием. В 1980-х годах «Детгиз» выпускал  в год бо-лее 560 названий книг общим тиражом около 250 миллионов экземпляров. Это было крупнейшее и главное в Советском Союзе издательство по выпуску книг для детей и юношества, и поэтому обычно все думали, что  это издательство  всесоюзное. Но это было издательство республиканское. То есть рангом ниже. Оно непосредственно было подчинено не Государственному комитету по печати СССР, а Государственному комитету РСФСР. И если бы руководство этого Госкомитета дало указание директору «Детской литературы», он бы снял свои претензии, иб указание свыше освобождало его от ответственности.

В Москве у меня имелись знакомые, которые могли помочь получить аудиенцию у председателя Госкомиздата РСФСР, и они помогли, но самого председателя то ли не было в Москве, то ли он болел, то ли был в  отпуске. Поэтому меня приняла его заместительница, с которой я даже был слегка знаком –  наверное, за год или полтора до этого меня познакомили с ней то ли на открытии, то ли на закрытии очередных Дней детской литературы в числе десятка других причастных к проведению этих Дней. Я, конечно,  был огорчен, что говорить придется с нею. Насколько я знал, она раньше была чуть ли не одним из многочисленных Секретарей ЦК комсомола и заведовала там пионерами. Когда я вошел в ее кабинет, она меня, конечно, не узнала. Пришлось напомнить о нашем знакомстве. И вопрос, который был причиной моего визита,  был ей не слишком ясен. Пришлось рассказать, что я действую по поручению автора книги, известной эстонской детской писательницей, которая, к сожалению, не смогла по уважительной причине приехать в Москву, а время не терпит, книга по плану уже должна быть в типографии.

– Но директор издательства, – сказал я, – по старинке  перестраховывается и требует исключить из повести важные эпизоды, содержащие разговоры и размышления школьников-старшеклассников, стоящих уже на пороге окончания школы, о жизни и об истории Эстонии.  А это значит, надо серьезно переделывать повесть. Претензии абсолютно неверные, старшеклассники в книге рассуждают грамотно, а директор издательства не знает особенностей истории Эстонии, и если комитет укажет ему на это, он свои претензии снимет. Кроме того, когда  книга будет набрана, то после второй корректуры так называемые чистые листы будет читать, как вам, наверное, известно, Главлит, где знают, что можно печатать, и чего нельзя, но я уверен, что у Главлита таких претензий не будет.

– Когда мне сказали о вашем визите, я запросила в издательстве рукопись, однако внимательно прочесть её не успела, было слишком мало времени. Но директор человек опытный, может он все-таки прав? – сказала она.

– Нет, он неправ. Ребята в книге рассуждают правильно, но чтобы понять это, надо знать историю Эстонии и, например то, что говорил об Эстонии Ленин еще в 1918 году. Он говорил, что в Эстонии, народ исторически поголовно грамотный, не то что в России, и что поэтому в Эстонии, стране в основном сельскохозяйственной, революционной силой является не рабочий класс. а  крестьянство, так что социализм в Эстонии надо строить иначе, чем в  других районах бывшей Российской империи.

– Где, когда он это говорил? –  спросила она в сильном изумлении.

–   Он говорил это дважды. На Третьем Всероссийском съезде Советов, через 75 дней после победы Октябрьской революции, и затем немного позже на Чрезвычайном  Всероссийском съезде железнодорожников. Это напечатано в полном собрании его сочинений.

И я назвал ей том и даже страницы, номера которых теперь – 30 лет спустя, к сожалению, не помню.  (Том, кажется, 35.)

–  Если вы мне не верите, можем сразу проверить. Где у вас сочинения Ленина? – спросил я.

Сочинений Ленина у нее в кабинете не оказалось.

– Как, у вас нет сочинений Ленина? –  Я сделал вид, что сильно удивлен.

Она вызвала секретаршу и велела ей принести названный мою том. Секретарша отправилась разыскивать  сочинения Ленина. А я решил продолжить свой нажим и сказал, что сейчас, когда идет восстановление ленинских норм, выяснилось, и это уже не секрет, что у нас руководящие работники знают сочинения и высказывания Ленина весьма поверхностно. А ведь знать  что говорил Ленин о социализме сейчас важно, чтобы строить социализм с человеческим лицом. (Считается, что идею строительстве социализма с человеческим лицом выдвинул Горбачев, и, ссылаясь на него, тогда это часто цитировали. Мало кто знал и знает теперь, что формулу «социализм с человеческим лицом»  придумал в 1968 году помощник Александра Дубчека Радован Рихта и включил ее в одну из речей, написанных для лидера «Пражской весны». Дубчек ее озвучил в своем выступлении, и она стала символом обновления, лозунгом «Пражской весны». Сознаюсь, что разговаривая с заместительницей председателя Госкомиздата РСФСР,  я об авторстве Ралована Рихты еще не знал, а узнал лет 15 спустя, во время одного из приездов  в Прагу. В 1985 году я верил, как  все, что автор этой формулы Горбачев. Но, честно говоря, мое напоминание этой формулы заместительнице председателя Госкомиздата РСФСР, было чистой демагогией, ибо я и тогда не понимал, и не понимаю до сих пор, может ли быть социализм не с человеческим лицом, потому что общественный строй, которому Горбачев собирался придать человеческое лицо, строй с нечеловеческим лицом, при котором страна жила семь десятилетий, это  не социализм, а нечто совсем другое.)

Секретарша явилась довольно быстро и сообщила, что комната, в которой сочинения Ленина есть сейчас за- перта. На лице моей собеседницы отразилась  растерянность, если не испуг. Но она была опытным бюрократом.

– Ну что же, – сказала она мне, –  то что вы рассказали, это очень интересно. Договоримся так: я посмотрю эти Ленинские высказывания, и потом позвоню в издательство.

• Честное пионерское? – решил пошутить я.
• Да, – сказала она на полном серьезе.

Судя по всему, она сдержала свое обещание. Через пару дней к моей живущей в Москве сестре, у которой  я остановился, позвонила Галина Ивановна и, не застав меня, попросила передать, чтобы я пришел в издательство. И на следующий день я по дороге в «Детгиз» готовился к худшему. Но когда пришел, Галина Ивановна без долгих предисловий сказала:

–  Могу вас поздравить. Директор смилостивился, сказал, что рукопись прочли в Госкомиздате, и никаких  купюр делать не нужно. Так что я вчера отправила рукопись в набор. Леэло в Таллинн я позвонила еще вчера.

Галина Ивановна стала расспрашивать меня о разговоре в Госкомиздате. И когда я рассказал ей, заметила:

– Спасибо, Владимиру Ильичу!

Рукопись перевода повести  «Четыре дня Маарьи»  поступила в набор 18 ноября 1985 года, а книжка вышла в свет в апреле 1986 года. Таким долгим был тогда типографский процесс, хотя со стороны Главлита придирок не последовало.

Тут надо еще добавить один интересный факт. Когда я учился в школе, (а это было еще при Сталине, «Аттестат зрелости» я получил в 1951) нам положено было читать некоторые сочинения Ленина при изучении истории и политэкономии, которую тогда преподавали в старших классах. И я тогда прочел многие сочинения и тексты выступлений Ленина, которые по школьной программе читать не требовалось. Но высказываний Ленина про Эстонию я тогда не знал. О них в конце 70-х годов рассказал мне известный эстонский литературовед, критик и переводчик Ниголь Андрезен (1899-1985), с которым у меня было довольно много интересных бесед. Он был человеком, очень много знающим и пережившим. Когда в Эстонии  в 1940 году  произошел переворот и было образовано так называемое «народное» правительство Иоганнеса  Вареса, Андрезен был в нем несколько месяцев министром иностранных дел. Но вскоре Эстонию сделали социалистической республикой, и в августе 1940 присоединили к СССР. И правительство стало на московский манер Советом народных комиссаров (сокращенно – Совнарком), и Андрезен был с 1940 – по 1946 год заместителем председателя Совнаркома Эстонии и одновременно наркомом просвещения. Позже он был заместителем Председателя Президиума Верховного Совета республики.                                                                                                                                                              Но после злопамятного VIII пленума ЦК КП/б/ Эстонии, в 1950 году его арестовали, осудили за «национализм» и отправили в ГУЛАГ. Лишь после ХХ съезда КПСС, но не сразу, он был реабилитирован  и вернулся в Эстонию. Знакомству и беседам с ним сильно помогло мое владение эстонским языком и то, что я переводил эстонскую литературу. И он рассказал мне много интересного. Сам он перевел еще в 1920-30-х годах на эстонский язык «Коммунистический манифест», 1-й том  «Капитала» К.Маркса, три тома избранных произведений  Маркса и Энгельса и работы других классиков марксизма, Как-то в разговоре (а разговоры у нас были довольно откровенные) он посетовал, что по его наблюдениям важные партийные и государственные деятели плохо, поверхностно, начетнически знают работы Ленина. Он считал, что если бы знали получше и поглубже, не творили бы столько глупостей и безобразий. Тогда-то он и сказал мне о тех высказываниях Ленина об Эстонии. При этом он заметил, что почти все население Эстонии было грамотным еще с 17-го века, благодаря крестьянским школам, но главным образом потому, что согласно лютеранской веры подростки  проходили обряд конфирмации и при этом должны были уметь читать Библию и другие  церковные книги. И Андрезен рассказал забавную историю, что, когда Эстония стала советской республикой, Москва выделила какую-то огромную по тем временам сумму (чуть ли не миллион рублей) на ликвидацию в Эстонии неграмотности. А он, будучи наркомом просвещения, сообщил в Москву, что в Эстонии все грамотные, и выделенную сумму желательно использовать на другие нужды Наркомпроса республики, но московские чиновники не поверили. Считали, что если в России после революции  пришлось ликвидировать неграмотность, то и в Эстонии должно быть так же.

Этот рассказ Андрезена вспомнился мне тогда в машине, когда девочки не поверили, что  неэстонец может чисто говорить по-эстонски.

Следующая книга Леэло Тунгал  «Половина собаки» вышла в «Детгизе» также в моем переводе весной 1991 года тиражом в 100 000 экземпляров. В книге четыре повести Леэло. Редактировала ее Татьяна Тумурова. И никаких проблем при издании этой книги не возникло.