Тимур Гузаиров / Екатерина Вельмезова (Беседа о переводах Яана Каплинского, поэзии и книжной графике)

Екатерина Вельмезова – филолог-славист и историк языкознания, ординарный профессор Лозаннского университета и приглашенный профессор Тартуского университета, автор поэтических и графических текстов, переводчик эстонской поэзии – и именно об этом аспекте ее деятельности речь идет в этом интервью.

 До пандемии я знал Вас как лингвиста и ученого. В новое время открыл Вас как поэтессу. В 2021 и 2023 годах таллиннское издательство «Александра» издало два сборника Яана Каплинского в Ваших переводах. В 2021 году в тартуском издательстве «Диалог» вышел Ваш первый поэтический сборник Время, конец и начало. Сейчас готовится к выходу вторая книга стихотворений, написанных в 2021-2023 годах. Расскажите, пожалуйста, о месте поэзии в Вашей жизни в разное историческое время. Что остается неизменным, а что изменилось?

Действительно, все эти книги вышли в последние годы, и все они были изданы в Эстонии. Кроме того, начиная с 2018 года и мои стихи, и мои поэтические вариации – переводы Яана Каплинского – печатались в эстонских изданиях Вышгород, Таллинн (и журнал, и альманах), Methis, Tõlkija hääl, а также в швейцарском Slavicum Press. Начиная с 2022 года я приняла участие в нескольких фестивалях и поэтических вечерах в Эстонии и в Швейцарии – странах, в которых сейчас живу и работаю. Все это – и поэтические публикации, и выступления на вечерах и фестивалях – было для меня внове.

Неизменным же остается любовь к слову, сопровождающая меня всю мою жизнь – недаром именно это, любовь к слову, и означает слово филология, называющее основную область моей профессиональной деятельности. Поэтические тексты я создавала и создаю – и так было всегда, но далеко не сразу я стала их записывать, а уж тем более публиковать. Хотя и до (недавних) публикаций их читали и одобряли люди с безупречнейшим литературным и художественным вкусом, которым я доверяла и доверяю, и которым неизменно благодарна за признание и поддержку.

Пожалуй, изменилось еще и то, что в последнее время я все больше замечаю: мои поэтические тексты выполняют еще и (если можно так выразиться) терапевтическую функцию, важную для меня самой. Болящий дух врачует песнопенье, – все мы знаем эти слова Баратынского, и в последнее время поэзия, кажется, действительно дает силы, чтобы выносить все остальное.

Вы не переводите, Вы перелагаете Яана Каплинского. Вы пишите о принципиальной непереводимости поэзии. Ваши тексты – это поэтические вариации.  В разговоре Вы отметили, что Вам было, прежде всего, важно сохранить свои ощущения, которые Вы испытали при чтении. Какие чувства в Вас вызывает чтение стихотворений Каплинского? Какие эмоциональные и смысловые оттенки открылись Вам во время работы с текстами эстонского поэта?

Поэзия действительно непереводима – и это, конечно, не только мое мнение. В Лозаннском университете я читаю студентам-магистрантам курс «Перевод и переводоведение», и мы специально останавливаемся на этом положении (ведь каждый может понять его по-своему!), разбирая, например, статью языковеда – классика прошлого века Романа Якобсона «О лингвистических аспектах перевода». Писала я об этом и в послесловии к первому переведенному мною сборнику Яана Каплинского Вернись, янтарная сосна – мне было важно рассказать читателю о своем ви́дении того, что я делала. Так что по большей части я обозначаю свои «переводы» как «поэтические вариации», признаваясь и себе и другим в этой принципиальной невозможности поэтического перевода. Просто не нужно ее бояться – наоборот, она открывает невероятные возможности для творчества.

Если же говорить о тех чувствах, которые я испытала при чтении некоторых текстов Яана Каплинского – я очень хорошо помню ощущение если не «второго я», alter ego (вернее, alter ego для одного из моих «я» – и здесь мне очень хочется поставить смайлик…), то ощущение, наверное, какого-то своего лада, своей тональности, которую услышала в его словах.

Сначала вы перевели сборник Каплинского Tule tagasi helmemänd (1984), затем – Helmemänni varju all (2021). После перевода первой книги Каплинского Вы не остановились, продолжили читать и работать с его стихотворениями. Что значит для Вас возвращаться в поэтический мир Каплинского? Это – куда идти? под тенью чего оказаться?

Вы знаете, могу признаться, что после первых переводов Яана Каплинского из его поэтического мира я и не выходила, его поэтический мир – это и мой мир во многом, недаром я упомянула о «втором я»… Если получится, я бы очень хотела высловить на своем родном языке и еще один сборник Яана – его изданную в 1986 году Кукушкину книгу, Käoraamat. Начало уже положено – в альманахе Таллинн за 2022 год была напечатана небольшая переведенная мною подборка из этой книги. Меня даже название этой книги завораживает – по-эстонски käoraamat называет кокушник, прекрасную дикую орхидею. И одновременно это и очень красивое мифопоэтическое название – «кукушкина книга», – подобное кукушкиным слезкам (тоже, кстати, дикая орхидея – ятрышник), медвежьему ушку или заячьей капусте, она же кукушкин клевер… И еще, и еще, и еще…

Вы были знакомы с Яаном Каплинским, общались и переписывались. Расскажите о Ваших впечатлениях и восприятии Яана как человека. Что Вам показалось необычным и непонятным? В случае Каплинского, «Жизнь и поэзия – одно»?

Тексты Яана я начала переводить уже, наверное, более десяти лет назад, но впервые встретилась с Яаном 7 января 2018 года – эта дата записана точно, так как мы с Калеви Куллем его тогда проинтервьюировали, и интервью было опубликовано и по-эстонски, и в переводе на русский язык, там эта дата проставлена[1]. Встретились мы с Яаном на его хуторе в Мутику недалеко от Тарту. Подходим к дому, Яан стоит, смотрит на меня – и меня поразил, облучил тогда этот взгляд, очень пронзительный и добрый, лучисто-синий… Необычным был уже этот взгляд, в одно мгновение сказавший больше, чем все возможные слова.

Память сейчас выхватывает из прошлого отдельные разрозненные эпизоды… Еще почему-то помню, как в тот январский день в Мутику я тихонько отдалилась от всей компании (Яан, Калеви, Тийя Тоомет), чтобы пообщаться с огромным черным котом Яана и Тийи, я бы даже сказала – не котом, а котищем, такой он был большой, звали его, по-моему, Вольдемар. Обычно никто на такие мои разговоры внимания не обращает – а Яан вот обратил, и по взгляду его я поняла: почему-то это показалось для него значимым…

Потом было еще несколько встреч в Мутику, где мы гуляли по лесу, у моря в Кясму, в Тарту – каждый раз я спрашивала у Яана разрешение, прежде чем опубликовать переводы его стихов, в потом привозила ему уже опубликованные его тексты. Я приглашала Яана в Швейцарию – но в последние годы он болел и приехать так и не смог, хотя очень хотел. Особенно он хотел побывать в Веве – расположенном неподалеку от Лозанны небольшом городе, где какое-то время жил в молодости его отец.

И было, конечно, общение письменное – по электронной почте, это уже совершенно особый жанр.

Абсолютное время нашего общения с Яаном было, к сожалению, очень коротким, но оказалось оно – томов премногих тяжелей.

Если же говорить о жизни и поэзии – во всяком случае, их соединил тот взгляд Яана, в день нашего знакомства в Мутику облучивший меня синевой. Простите за высокопарность – но именно это ощущение кажется мне сейчас самым верным.

Именно хутор в Мутику поэт считал своим Домом. Осенью 2021 года в Нарве я сделал доклад о Яане Каплинском как поэте-экологе. Тогда я процитировал строки из сборника Tule tagasi helmemänd:

 vaatan uute silmadega

räägin uue suuga

elan ühtjasama

elu iga õuepuuga

 

Вы переложили эти строки на русский язык так:

 

Я по-иному мыслю

чувствую и созерцаю

в каждой живой травинке

жизнь ее проживаю

 

В своей вариации Вы переводите образность Яана на рациональный язык. Вы расширяете, точно определяете когнитивные изменения, которые происходят в человеке при проникновении в мир природы. Что значит по-иному мыслить, чувствовать и созерцать по отношению к природе и к себе? Как бы Вы сформулировали различие между собой и Каплинским в восприятии природы?

Перевод двух из приведенных Вами строк я специально комментировала в статье, посвященной «флористике» Яана Каплинского по-русски в связи с переводом книги Tule tagasi helmemänd, эта статья была опубликована в журнале Tõlkija hääl в 2020 году[2]. Речь в ней идет прежде всего о переводе конкретной ботанической лексики, и в большинстве случаев я старалась переводить ее точно, в соответствии с оригиналом, но иногда, по причинам необходимости соблюдения рифмы и ритма (точный перевод лексики в поэтических переводах – и тем более при создании поэтических вариаций – не всегда являлся в этом случае доминантой), из этого правила были исключения. Как на один из примеров я указываю именно на строки из стихотворения Pääsukesi pääsukesi lendab läbi ustest…:

 

elan ühtjasama

elu iga õuepuuga

 

Они действительно были переведены так:

 

в каждой живой травинке

жизнь ее проживаю

 

Тем самым õuepuu было переведено как травинка. Если подходить к переводу поэзии формально, то это, конечно, отступление от оригинала – однако с обще-семантической точки зрения такая замена все же представляется мне оправданной: в контексте стихотворения речь идет о том, чтобы обозначить все живое вообще, каждое растение. В этом смысле ‘каждое дерево’ вполне могло быть заменено ‘каждой травинкой’.

Если же говорить об общих ощущениях, то помните, у Пастернака есть такие строки –

Легко проснуться и прозреть,

Словесный сор из сердца вытрясть…

Отчасти похожее ощущение я испытала, читая строки Яана. В какой-то момент прозреваешь, открываешь глаза – и видишь все по-новому, по-новому чувствуешь и думаешь. Радуешься жизни как таковой – самым маленьким зеленым травинкам, как это бывает поздней северной весной, солнечным днем после долгой зимы… И это ощущается как начало чего-то нового.

Есть и еще один текст Яана, который я перевела (из той же книги Вернись, янтарная сосна), испытывая похожее ощущение. Когда хочется просто быть на солнце, просто дышать запахом только пробудившейся земли, просто идти и быть благодарным жизни – и ничего больше:

tahaks päikese poole

tahaks lihtsalt minna

 

так хочется быть на солнце

хочется просто идти

Что касается восприятия природы – оно, несомненно, у каждого свое (и это скорее что-то неизмеряемое, трудно определимое), но в данном случае я бы как раз обратила внимание на один интересный общий момент: и в случае Яана, и в моем случае речь идет о восприятии природы филологом, в то же время профессионально соприкоснувшимся и с миром природы. Яан по образованию филолог-романист, но было время, когда он работал в Таллиннском ботаническом саду. В моем университетском дипломе обозначено «лингвист», но еще до университета, в последние школьные годы я работала в ботаническом саду в Москве и получила специальность техника-садовода (в России школьное образование в ту пору требовало овладения и азами какой-то практической специальности). Такие вот неожиданные совпадения.

Посещение Мутику, разговоры с Яаном Каплинском, Тийей Тоомет, Калеви Куллем – как этот опыт личного общения помог Вам в работе при переводе сборников эстонского поэта?

Как уже говорила, Яану я неизменно показывала свои переводы, прежде чем их опубликовать – без его благословения я бы на это не осмелилась. Теперь я очень благодарна за это Тийе. Калеви помогал, когда я затруднялась что-то понять – причем речь не обязательно шла о языке, просто порой переводить было легче, когда Калеви рассказывал что-то о жизни Яана, которого хорошо знал. Тогда было легче нарисовать в своем воображении картинку, которая потом и озвучивалась в поэтических строках. Например, в книге Helmemänni varju all есть текст, начинающийся словами:

Вы входите в утро, и оно с каждым днем

всё темней и темней. Тихих два силуэта

идут к гаражу – больше я вас не вижу.

Сна больше нет. Играет по радио музыка,

столь же серая, как и буднее утро.

Вот уже выезжает машина, вот вы зажигаете фары,

вот и едете, выезжаете на шоссе…

Мы читали этот текст вдвоем с Калеви, и он сказал – наверняка это утро, когда Тийя с ребенком садилась в машину, чтобы ехать на работу, а Яан оставался дома… И я представила себе это позднеосеннее утро на Aruküla tee в Тарту, где когда-то жили Яан и Тийя – мы с Калеви как-то специально туда ездили, посмотреть на это место… Так и сложился этот перевод.

Вы показали свои вариации Яану Каплинскому. Какое впечатление они произвели на поэта? Что один переводчик письменно ответил другому переводчику?

Яан неизменно давал разрешение на публикацию моих поэтических вариаций – за что я ему очень благодарна, при его жизни все эти тексты печатались с его разрешения. В подготовленные мною тексты он внес исправление только один раз – в русскоязычный текст книги Вернись, янтарная сосна (речь шла об одном географическом термине).

Когда я показала Яану перевод его знаменитого текста Valgus ei saagi vanaks, он сказал, что тоже работает над его переводом на русский язык – который и прислал по электронной почте 4 января 2019 года (эта дата фигурирует и в статье, которую я посвятила анализу этого авторского перевода: она опубликована в журнале Methis[3]). Это было за несколько дней до православного Рождества, и я написала о переводе Яана как о тексте рождественском – при чтении эстонского оригинала такого ощущения не возникает… Так занятия переводами перекликались с переводоведением, с анализом текста.

Писем от Яана было не так и много – но наверное, имеет смысл все же собрать их воедино и, если разрешит Тийя, опубликовать. Помню, как особенно Яану понравился мой перевод его текста Mis vahe on tollel ja sellel / mis vahe on vennal ja vellel…, который мы впервые опубликовали по-русски в журнале Вышгород, в приложении к статье-интервью с Яаном 2019 года «Яан Каплинский и его контакты с лотмановским кругом». Приведу здесь этот текст – чтобы было понятно, почему он фигурирует рядом с текстом о Яане и его общении с семиотиками:

 в чем сходство здешнего и иного,

в чем сходство братского и чужого,

чем схоже добро со злом,

а крест – с поясничным крестцом?

 

чем схожи тире, запятая и точка,

а падчерица – и любимая дочка?

 

чем муж и вдовец похожи?

в чем ложь и истина схожи?

 

чем схож богач с бедняком?

чем схож комар со слоном?

чем схож денотат со знаком,

а ж… попа – с роскошным фраком?

 

чем схожи деревня и шум городской,

в чем сходство реки с волнистой чертой?

 

в чем сходство копоти с сажей,

а сходство находки с пропажей?

в чем сходство старой и новой кожи?

чем Таллинн и Ревель друг с другом схожи?

в чем схоже сходство с собой самим?..

 

…Ах хватит, не будь таким злым

А вообще – даже сейчас, после ухода Яана его письма (я перечитала некоторые их них, готовя ответы на Ваши вопросы) очень вдохновляют и дают мне силы.

Последняя изданная по-эстонски поэтическая книга Яана Каплинского Helmemänni varju all состоит из лучших стихотворений, которые отобрал сам поэт. Вы перевели этот сборник уже после смерти Яана и в новую историческую эпоху. Какие стихотворения Вам наиболее дороги сейчас? Какие тексты вызвали наибольшие трудности? Какие строки Вы попросили бы Яана объяснить? Трудно ли войти в мир эстонского поэта?

Отчасти легко – потому что в каком-то смысле это и мой мир. Но одновременно и очень трудно – потому что полного взаимопонимания нет, наверное, ни у кого, и дело тут даже не в языке. Едва ли я стала бы просить объяснений – догадываюсь, что Яан и сам мог объяснять для себя в своих текстах далеко не все… Как ни странно, трудным порой было отсутствие во многих текстах этой книги рифмы в обычном понимании этого слова – хотя и сам Яан, особенно в последние годы жизни, рифму недолюбливал. Но вживаться в ткань текста, чувствовать его мелодию – мне как переводчику рифма все же помогает.

Сборник Helmemänni varju all (2021) завершается стихотворением Palve on mis jääb, которое было впервые опубликовано в книге Sõnad sõnatusse. Инакобытие (2005). Затем поэт перевёл этот текст на русский язык (Молитва и есть то что останется…) и включил его в свою первую русскоязычную книгу Белые бабочки ночи (2014). Несколько лет спустя Катрин Вяли перевела этот русский автоперевод Каплинского на эстонский язык, он был опубликован в журнале Looming в 2017 году. Позднее Яан перевел это стихотворение на латинский язык и завершил этим текстом пятую, предсмертную книгу русских стихотворений За другими реками (2021). Сравнивая оригинал и разные переводы стихотворения, я обратил внимание на то, что Вы использовали тире четыре раза в своем тексте. Слова, которые отделяет тире, – это Молитва, Бог, я об этом уже писал и совсем ничего. Что объединяет, по Вашему мнению, эти слова? Складывается ли из них вневременье, о котором Вы пишете в послесловии книги?

В данном случае тире – это знаки паузы, какой-то остановки. Перед этими словами – идет ли речь об их чтении или произнесении вслух – надо задержать, затаить дыхание, на какую-то долю мгновения остановиться, выйти из времени. Возможно, тем самым Вы правы, говоря о вневременье – сама я об этом не думала, но это лишний раз подтверждает то, что со стороны бывает виднее…

Вы уже упомянули опубликованную в альманахе Таллинн (2022) подборку Ваших переводов из сборника Яана Каплинского Käoraamat, которые не вошли в последнюю книгу. Среди них – одно из моих любимых стихотворений ta tuli ja istus mu juurde. Вы перевели этот текст достаточно точно – но об одной Вашей вариации я продолжаю думать. Каплинский пишет:

me ei rääkinud ainult rinnas

miski tuikas mälestushell

 

Вы переложили эти строки так:

 

Мы всё молчали. И только

память жила просветленьем

 

Каплинский всё чувствует, но не всё осознает. Он не может объективировать свои ощущения, они неопределенны и до конца неясны ему. В Вашей вариации лирический герой делает следующий шаг в понимании себя и времени. Вы называете, проясняете то, что в тексте Каплинского было размытым. Поэтому вместо miski появляется просветленье (kirgastus), а вместо mälestuhell – в Вашем переводе возникает цельное понятие память (mälu). Ваша вариация – это расшифровка. Перевод чувственного мира на рациональный язык. 

Катя, что чтение и перевод поэзии Яана Каплинского помогли Вам узнать о себе?

Спасибо за Вашу трактовку. Если это – один из Ваших любимых поэтических текстов, интересно, как Вы себе представляете того, о ком идет речь? Того, с кем вместе лирический герой молчит? Думается, каждый ответит на этот вопрос по-своему…

Поэзия Яана напомнила о родственных душах – которые все-таки существуют, и уже только за это можно быть его текстам благодарной. И еще – к высловлению текстов Яана по-русски я ведь обратилась уже довольно поздно, когда вполне, кажется, состоялась в основной своей филологической профессии – но оказалось, что что-то новое меня все-таки ожидало. Переведенные книги, опубликованные поэтические строки… А это значит, что что-то новое впереди у человека всегда. В этом конкретном случае я бы сказала, что впереди всегда свет. И это дает надежду.

Ваш первый поэтический сборник называется Время, конец и начало. Это название отсылает к строке Яана Каплинского из книги Tule tagasi helmemänd – aeg ja lõpp ja algus ‘время и конец и начало’. Вместо союза и (ja) Вы после слова время поставили запятую, и тем самым возникло иное понимание. У Каплинского время, конец, начало – это три понятия. В других текстах этого сборника время имеет определение вечное (igavik), оно не имеет ни начала, ни конца. В Вашем названии книги «конец и начало» – это категории, которые определяют время. Интересно отметить, что на первом месте стоит конец.

Вы ощущаете время в тот момент, когда что-то закончилось, распалось, разрушилось? В одном Вашем стихотворении меня остановила строка И лучшее время жизни – снова… Катя, как проходит время и что остается от времени? Начало, которое наступит после конца, может ли оказаться этим «снова»?

Время – одно из самых таинственных и интересных… чего? Ощущений, измерений, понятий? Даже на этот вопрос ответа у меня нет, но о времени – о Времени – я задумываюсь постоянно. Это и свет наш, и наша трагедия… Время стоит на первом месте, потому что я ощущаю его кожей, потому что без него не было бы ни конца, ни начала. Наверное, такое название – это своего рода протест против чересчур уж упрощенного понимания времени, когда, как кажется, одно следует за другим через линейные временны́е промежутки. Такая картина мира в чем-то, наверное, и помогает организовывать жизнь, но слишком уж она все упрощает. После конца неизменно приходит начало – или даже не после, тут тоже связь более сложная и тонкая … А иногда случается, что происходящее вдруг узнается – когда-то это уже было, узнается то, что уже когда-то проживалось. Попадаешь, казалось бы, в новые ситуации, общаешься с незнакомыми людьми – и вдруг их узнаёшь, мурашками по коже… У Вас такого не было никогда?

Рецензенты[4] Вашего сборника обращают внимание на соотношение внутреннего и внешнего, отмечают стереоскопичное видение мира, языковые эксперименты, интертекстуальность (Верлен, Пастернак, Хомский…), комментируют темы времени, пространства, предметный мир и поэтическое «Я». При чтении я обратил внимание на Ваши визуальные и слуховые особенности восприятия действительности. Например:

 Бесцветные, ярко-зеленые мысли…

 

Почему мысли для вас имеют такой цвет? Или другие примеры:

 

что-то шепчет прялка…

 

шелестит по клавишам крыш…

 

вместо времени – птичий шепот…

 

и шуршал молодой лед…

 

Шепот, шелест, шуршание – эти слова передают в чем-то некий схожий, общий звуковой ряд (русский звук [š] + гласный). Можно ли говорить о некоторой закономерности перевода Ваших звуковых ощущений в слова, метафоры?

Боюсь Вас разочаровать – но я скорее просто записываю то, что ко мне приходит, чем размышляю над своими текстами (хотя, возможно, было бы интересно в какой-то момент попытаться отвлечься и посмотреть – если получится – на свои тексты со стороны, как если бы их написал кто-то другой). Бесцветные, ярко-зеленые мысли – это, конечно, не только аллюзия на классическую фразу Хомского Бесцветные зеленые идеи спят яростно (Colorless green ideas sleep furiously), которую он когда-то привел в пример предложения грамматически правильного, но вместе с тем бессмысленного (в истории лингвистики были и другие примеры фраз такого рода – у Щербы, Теньера и т.д. – привет годам моего обучения структурной и прикладной лингвистике). Эти строки были написаны во время одного университетского семинара, который проходил в очень природном – зеленом – месте в Швейцарии, и был еще тогда, помнится, элемент зеленого в одежде человека, который там делал доклад про Хомского и котором тогда думалось.

Отчасти – кажется, впрочем, совсем немного – я синестет, но в полной мере я осознала это только недавно. Оказывается, и так бывает.

Ваш сборник отличается интересными, иногда непонятными метафорами. Например: на дне колодца глухи глаза, я вышла на поляну цветущих птиц / а может, это были поющие цветы… Екатерина, вы придумываете метафоры или они приходят к Вам неизвестно как и откуда? Метафоры отражают то, что уже есть в мире, или то, что мы рождаем и можем увидеть усилием души?

Метафоры приходит – как и все другое в моих и поэтических, и графических текстах. Начиная записывать или рисовать, я никогда не знаю, чем закончу. Как и в жизни…

Мне кажется, что я просто улавливаю что-то и передаю.

Подумаешь, тоже работа, –

Беспечное это житье:

Подслушать у музыки что-то

И выдать шутя за свое… –

 

Когда-то Анна Ахматова подслушала эти строки у музыки и выдала их за свои – тогда она жила в Комарово, на берегу того же прекрасного северного моря, где я пишу эти строки сейчас…

Почему у Вас возникло желание сочинить несколько стихотворений на французском и эстонском языках? Это – больше игра или языковое упражнение, или все же за этими попытками стоит некая личная задача («я», стремящаяся стать больше своего «Я»)?

Желания как такового сочинить никогда не возникало – возникало желание записать, после того как я немного привыкала к тому или иному языковому пространству и в нем какое-то время жила. Сейчас понимаю, что тональность этих текстов могла отличаться от того, что я записываю на родном языке. Моя мама сказала мне, что долго плакала, прочитав мой первый поэтический сборник – осознав, как непросто бывает жить… И был лишь один текст, который ее порадовал – это текст о летнем пироге, который выпекается на солнечном морском берегу. Мама читала этот текст по-русски, но это был мой авторский перевод поэтических строк, изначально записанных по-эстонски. Может быть, если я когда-нибудь переведу на русский язык и другие свои тексты, написанные – записанные! – на иных языках, окажется, что по своему настроению и по передаваемым ощущениям и они отличаются от русскоязычных.

Свои стихотворения и особенно переводы Яана Каплинского Вы сопровождаете черно-белыми графическими виньетками, напоминающими цветочные узоры. Круглые и плавные линии создают ощущение спокойствия, постоянства в момент чтения. Рисунки задают паузу между стихотворениями, словно напоминают: Festina lente. Но они также приглашают скорее не слышать, а видеть стихотворения. Рисунки для меня иллюстрируют Вашу метафору растут слова. Если бы Вы взглянули на свои виньетки как на визуальный комментарий к стихотворениям, чтобы Вы сказали бы об их авторе?

Когда-то я мечтала иллюстрировать книги – и очень рада тому, что это желание отчасти исполнилось. Среди иллюстраций – не только виньетки, есть и рисунки. Конечно, говорить о себе в третьем лице сложно – но наверное, я бы охарактеризовала автора этих графических текстов как человека свободного и скорее неконвенционального, который творит вне какого-то канона. И в то же время законченность рисунков отчасти говорит и о стремлении найти со зрителем какой-то общий язык.

Если говорить о «цветочной» составляющей моей книжной графики, то она нашла «применение» и в академических книгах, которые я редактировала и издавала в Швейцарии – например, в книгах по биосемиотике, где такой формат оказался вполне оправданным их содержанием, все отклики были очень позитивными.

Осенью 2023 года запланирован выход Вашего второго поэтического сборника Тасму. Чем эта книга отличается от предыдущей? Представлены ли в ней также стихотворения на других, кроме русского, языках? Есть ли тексты, которые отражают современную историческую ситуацию, Ваши мысли и переживания?

Многоязычие сборника на этот раз будут определять лишь отдельные словесные вкрапления, иноязычных текстов как таковых в этой книге нет. Но более существенным мне кажется другое отличие – если в первую книгу вошли тексты, которые создавались на протяжении долгих лет (если точнее – нескольких десятилетий), в Тасму за отдельными исключениями представлены тексты, которые я записала уже после 2020 года, когда двери старого и привычного мира вдруг закрылись и дала о себе знать новая эпоха. Кроме того, в отдельную часть книги – опять же, за некоторыми исключениями – собрано написанное после февраля 2022 года, когда прошлое стало прошлым уже окончательно. Конечно, новый мир в этой книге отражается – по крайней мере таким, каким он преломился во мне. В эту новую эпоху я записывала больше текстов, они явно выполняли уже упомянутую выше терапевтическую функцию и помогали переносить и все остальное. Я надеюсь, что какие-то строки смогут помочь и другим. Перефразирую известные слова Яана Каплинского из текста, о котором выше уже шла речь:

Поэзия – то что остается

когда все сказано и больше нечего сказать…

Как я знаю, Вы сейчас читаете поэзию Карла Ристикиви и, видимо, хотели бы какие-то его тексты перевести. Какими эмоциональными и смысловыми обертонами стихотворения Ристикиви откликаются в Вас? Почему именно поэтическое творчество эстонского прозаика оказалось Вам созвучно? Какое самое его сильное стихотворение, по Вашему мнению?

Да, я действительно уже перевела несколько поэтических текстов Карла Ристикиви, что-то из переведенного читала на последнем поэтическом вечере в Тарту в рамках литературного фестиваля Prima Vista. Поэзия Карла Ристикиви очень созвучна тому, что и я чувствую сейчас – разлуку с домом. Представьте себе человека, уплывающего из родного края на лодке, в открытое море, в неизвестность… Родной мир, в котором мы жили раньше, родная Атлантида уходит под воду. Мир, в котором я родилась и выросла, уходит в прошлое словно под воду, безвозвратно – с таким ощущением живешь. Конечно, текст Ристикиви Arkaadia tee – это текст эпохи. И все же – несмотря ни на что, вопреки всему – хочется жить надеждой. Поэтому вот о чем из написанного Карлом Ристикиви думается сейчас:

Ei, meie ei tule kunagi tagasi siia randa.

 

Aga nii kaua kui hingab meri,

Sünnivad alati uued rannad.

 

Нет, нам никогда не вернуться на этот берег.

 

Но пока дышит море,

все время новые берега рождаются.

 Вы сочиняете стихотворения с детства. В академическом кругу Вы известны как лингвист. Ваши тексты – это поэзия филолога. По Вашему мнению, что их такими делает, кроме статуса автора? Екатерина, Вы – профессиональный поэт / поэтесса?

О «поэзии филолога» – не могу сказать… А почему Вам кажется, что это «поэзия филолога»? Из-за многоязычия или аллюзии, например, на Хомского?..

Нет, я не «профессиональный поэт», конечно. Помните, у Пастернака: И чем случайней, тем вернее слагаются стихи… Для меня (и здесь я говорю только о себе, разумеется) само это выражение – «профессиональный поэт» – это скорее оксиморон, подобный «жаркому холоду» или «черному свету», только не такой красивый. Нельзя «профессионально дышать», «профессионально смеяться» или «профессионально надеяться» – в метафорическом смысле можно, конечно, но все же это будут только метафоры. Все это просто часть жизни, жизни не профессиональной, жизни как таковой. А поэзия для меня – это как дыхание или смех.

Или надежда.

 

Эстония, август 2023 года.

 

[1] Kull K., Velmezova E. Jaan Kaplinski ja semiootika // Acta semiotica estica, 2018, № XV, lk. 194-211; Вельмезова Е., Кулль К. Яан Каплинский и его контакты с лотмановским кругом // Вышгород, 2019, № 1/2, стр. 117-129.

[2] Velmezova E. Jaan Kaplinski «floristika» vene keeles (kogumiku Tule tagasi helmemänd tõlkest) // Tõlkija hääl, 2020, № 8, lk. 102-113.

[3] Velmezova E. Autoritõlke teoreetilisest ja praktilisest väärtusest Jaan Kaplinski luuletuse «Valgus ei saagi vanaks» näitel // Methis. Studia humaniora Estonica, 2020, № 20 (25), lk. 98-109.

^[4] Красовец, Александра. «Идти сквозь небо неосторожно»: поэтический сборник Екатерины Вельмезовой «Время, конец и начало» // Slavicum Press. Laboratory of Slavic Studies, 2023, 3 February (читать по ссылке); Козинцев, Александр. Когда падающий лист оказывается бабочкой // Tаллинн 2020-2022, Tallinn: Aleksandra, 2022, стр. 282-284; Аникин А.Е., Клюканов И.Э. Коммуникация сквозь время: о поэтических текстах Е. Вельмезовой (отклик на книгу стихов «Время, конец и начало» // Современная коммуникативистика, 2023, № 1, стр. 141-143.