Лариса Йоонас. Антивоенные стихи

***
В славном городе Санкт-Петербурге
в пирожковой на Седьмой советской улице
благодарный как я надеюсь читатель
спросил меня почему
мои стихи так отчаянно пессимистичны
полны ожидания войны
пропасти и той бездны
заглядывая в которую сам становишься бездной
ведь я живу в стране
в которой текут молочные реки
точнее реки из пахты
в кисельных берегах
точнее в берегах из манного мусса.

И я оглядываюсь – и в самом деле вижу
это молочное изобилие
и эту розовую манную пену
истекающую из стволов
сорока восьми видов различного вооружения
нацеленного непосредственно на меня.

У меня большой опыт ощущения себя тем
кого приносят на алтарь идеи
великой или ничтожной
например идеи собственного обогащения
идеи равенства или неравенства
я распознаю клеймо
означающее живодерню еще до того
как разожгут костер на котором нагреют железо.

И единственное что остается делать
это нрзбрч мычать в пирожковой
пока мне рот не забил кисель
летящий со скоростью разрывной пули.

 

***
Митохондриальная Ева тысячи лет рождает бога,
но получаются лишь охотники или воины,
может быть иногда плотники или торговцы —
и все никак не утихнут распри.
То и дело видишь как срастаются облака
нахмуренными бровями, или как поднимаются наковальни.
Истребители пролетают так низко,
что у зубных врачей всегда найдется работа.
Страх человека быть убитым —
лучшее средство научить его убивать.

Митохондриальная Ева опять рыдает над самым дорогим телом.
Выживают сильнейшие — это эволюция.
Удивительно что Ева еще не разучилась плакать,
ведь я же вижу черное оружие в складках ее белых одежд.

 

***
Тот кто живет теперь на Сириусе насылает на нас огненные знаки
смертоносные лучи прожигающие наши телескопы
выпученные в воспаленные небеса
наши телескопы отвечают залпами из тысячи тысяч линз
параболоидов и гиперболоидов простым нажатием кнопки

в детском саду я носила костюм ракеты
белая шелковая майка и оранжевая юбка
будто вырывающееся наружу пламя

теперь ракеты бывают межконтинентальные и баллистические
а мы все еще в детском саду и ждем печенья и какао
которые нам выдадут потом после утренника.

 

***
Полковнику не приходит уведомлений
ни почты ни фейсбука ни телеграма
телефон молчит умирая тлеет аккумулятор
пытаясь подключиться к ускользающей сети
может быть уже не действуют мандаты
одноразовые блокноты выученные наизусть шифры
бесполезное знание связь с исчезнувшим штабом
повторить каждое утро после зарядки
мертвые встают из своих окопов
безголосо кричат в замороженный воздух
полковник подтягивает гири
секундная стрелка передает морзянкой
о взятии очередного вокзала
очередного портала в очередной несуществующий мир.

 

***
Противопехотные мины
Разрывные пули
Стадвадцатидвухмиллиметровые гаубицы

высотехнологичное железо
разработанное лучшими умами
живущее своей жизнью
спрятанное от глаз
в тайных хранилищах
командует людьми
требует беспрекословного послушания

ни один человек не убил танк
не застрелил револьвер
не победил атомную бомбу
можно еще говорить и спорить
но по приказу нашего железа
мы маршируем все добросовестнее
часовые нашего оружия следят за тем
как мы держим строй

 

***
Каждую ночь бригадный генерал
снится десяткам людей
со всей планеты
снится в разных ракурсах
в погонах и без погон
в парадной форме или в банном халате
с плохо различимым во тьме лицом

люди вздыхают и ворочаются во сне
кто-то тянет руки к потолку и невнятно бормочет
фиолетовые мигалки улиц
бродят по мертвым комнатам
натыкаясь на холодные предметы

наутро люди разбредаются
по привычным местам повинности
от стеклянной гармоники барной стойки
до замызганных шкивов
металлообрабатывающих станков

эта незаметная армия
все еще боеспособна
готова встать к плечу плечо
по первому взмаху генеральской руки
никто из них об этом пока не знает
не знает и генерал истлевая
с вытянутой вперед рукой
указывающей направление движения

но это общее дыхание
синхронизированное мерной поступью
иногда оборачивает землю
необъяснимым страхом
как невидимыми частицами
летящими в указанном направлении
сквозь еще пульсирующие тела.

 

***
Нас подводят контурные карты
страшное наследие уроков географии
по их воле и мимолетному желанию
мы можем утром проснуться в иной стране
или в той же но закрашенной другим цветом

есть специальные люди
противостоящие этим переменам
тайно стирающие любые намеки на границы
со страниц газет и учебников
подпольные организации отчаянных людей

но границы невозможно вытравить
невозможно удалить или передвинуть
они прорастают каждую весну прямо посреди посевов
поперек дорог лунным следом по водной ряби
прорастают каждый раз немного иначе
норовят пройти прямо по твоему дому
распилить твою кровать
как фокусник в цирке распиливает свою ассистентку

слава богу ты остаешься невредим
но уже не владеешь собственной жизнью
попав в картографическое рабство
ты еще узнаешь слова пошлина
виза досмотр декларирование ценностей
ветеринарные запреты
почуешь ветер свистящий в стволе автоматического оружия
пулеметные очереди
наступление и отступление

военачальники будут наблюдать за границами
перемещающимися на их картах
безвольно опустив вдоль тел мясистые руки
пока границы высверливают в шинелях
дырки для орденов или пулевые отверстия
что в общем-то одно и тоже
потому что победителями все равно остаются карты
взявшие над нами верх еще в шестом классе
общеобразовательной школы.

 

***
Всякий может убить пацифиста
может убить бомбой пулей словом листом бумаги
журавлиным клином снегопадом взглядом сомнением
и вторым словом истекающим из незакрытой раны
убей его пацифиста извлеки из него золотые чаши
полные необжитых тропинок и засушенных трав и жужжаний
пустые чаши и разбитые фарфоровые чашки и плети
летучего душистого горошка тени виноградных лоз
когда пацифист умирает небо становится гуще
в нем летят большие серебряные машины
гулкие внутри и бесшумные снаружи понимающие лишь себя
свое многокрылое гоготание устилающее коврами
снегами дождями бесконечными покрывалами то что
уже ничье и бесхозное упало пропало и совсем неразличимо
там внизу и уже не вырастет не прорастет
сквозь несуществующие кости неоткрытые планеты
через этот пепел черную саржу через высохшую ткань недопитых рек.

 

***
Единственное средство избежать войны
маленький человек бесконечно маленький
неучитываемая единица потерь
прах к праху органическая химия
ум доблесть отвага и другое не вполне измеряемое
безупречность этого тела кожа глаза руки пальцы
зачем-то он был создан запрограммирован
алгоритмом невероятной сложности набит информацией
способной изменить вселенную
образом и подобием невероятен без малого совершенен
вовлечен в современную историю зачем его не спросили
беззвучный бессильный немой незаметный прозрачный
не дышит сошел с ума спасен.

 

***
Положи мне яблок, похожих на белых мышей,
А в карман – пятерку, и ниткой зашей.
Чуешь, воздух, как колокол, в теле гудит, как вздохну.
Не хочу идти на войну.

У меня пять детей от этой страны,
У них сладкие пальцы, сладкие сны.
Каша плавит плиту, и огонь гудит, как труба.
Для кого геройская эта судьба?

Я хочу мое солнце, оттаявшее поутру,
Полотенце, щебечущее на ветру,
Я верну все то, чего не знаю в дому.
Не отдавай меня никому.

 

***
Микроскоп человеческих судеб,
телескоп планетарных идей –
что там в фокусе, граждане судьи,
не считая слезинок детей?

Все ли видно в прицел окуляра?
Не пропустит ли глаз пустяка?
Невеликого вроде пожара,
не заметного сверху стрелка?

Или вдруг желторотый солдатик
в неподшитом подворотничке
за такую небрежность заплатит
на расстрелянном грузовике?

И прислушаться страшно – не дышит,
и не видит, и смотрит во тьму.
Что отныне даровано свыше?
Есть ли там утешенье кому?

Будто улицы снегом одеты,
будто ветер свистит меж ключиц.
– Где страна моя, родина, где ты?
У каких ты воюешь границ?

И читать-то почти не умея,
разберет на воротах ответ:
Нет ни эллина, ни иудея,
никого нет – и эллина нет…

 

***
Он давно вернулся с войны
И думать забыл где война
И растут-вырастают его сыны
И дочь подрастает одна

И все хорошо и густеет туман
Вечерами в полях внизу
И тимьян цветет и растет бадьян
И роса дрожит на весу

И смородина яхонтом светит с куста
И дожди обильны как снедь
И закат каждый день в четыре пласта
И река под закатом медь

А под вечер огурчики хлеб вино
Телевизор во тьме слюда
Только к ночи одно и то же кино
И не выйти уже никуда

Снова дом его полон людьми и зверьем
И безглазо чернеет лицо
За толпой не видать где стена где проем
Разомкнуть не выходит кольцо

И с чего-то не вскрикнуть томит тишина
Что там дети цела ли семья
Отпустите простите моя ли вина
Не моя не моя не моя

Ты давно уж свободен отпущен прощен
Уходи говорят уходи
Не уйти не вернулось сердце еще
И дыра холодеет в груди

 

***
небо знаменьями полно
люди внизу как в огне
не растворяется полночь
затвердевает во сне

нет инструмента разрушить
смерзшийся кокон пустой
черной границей по суше
бритвой морской налитой

спит безмятежное племя
тихо в безумном краю
ангелы дремлют над теми
кто на учете в раю

мечутся сонные птахи
падает пыль с одеял
кто-то проснется на плахе
даже не вспомнит что спал

тлеют бескровные лица
звездные тают огни
спи ничего не случится
спи моя радость усни

 

***
гладкие плети заката
птичек шершавая горсть
не убивайте солдата
он не хозяин а гость

только ошибся порогом
ношу не ту захватил
спутал кривую дорогу
выбился быстро из сил

плещется тьма затаенно
страха холодное дно
плечи давно без погонов
руки отмыты давно

ноги не держат босые
путь бесконечен к жилью
не убивайте родные
просто примите в семью

если же чем виноватый
дайте спокойно уйти
не убивайте солдата
этим его не спасти